Бич Нергала   ::   Эйлат Гидеон

Но смерть их несчастных подданных — не вина моя, а беда…

— Детка, поздно, лить крокодиловы слезы, — перебил Анунна. — Твоя вина доказана, приговор вынесен, а последнего слова я тебе не давал. Ибо не люблю пустой болтовни. Конан! Если ты сейчас же не прикончишь его, я тебя перестану уважать. И заберу на серые равнины.

— Конан! — воскликнул Абакомо. — Если поднимешь на меня руку, мои гвардейцы…

— Молчать! — рявкнул отшельник. — Ты заблуждаешься, осужденный. Это уже не твои гвардейцы.

— Мои! Они присягали! Солдат горной гвардии не может нарушить клятву верности! Не бывало еще такого случая!

— Кхи-кхи-хи! — Анунна запрыгал на своем насесте. — Святая простота! Кому они присягали? Кто изобрел больше века назад клятву, которую невозможно нарушить? От кого ее унаследовал твой прапрадед? Все эти годы, кхи-хи, горная гвардия присягала мне! Мне, драному пугалу! Ну-ка, солдатики, скажите, кому вы верны до гроба?

— Тебе, Анунна! — грянула площадь.

Абакомо ошеломленно поглядел на шеренги солдат. Они не шевелились. На него смотрели тысячи равнодушных глаз. Он скользнул перепуганным взором по ярким колышущимся рядам священнослужителей.

— Паства Инанны и Эрешкигали! — возопил он. — Защитите меня!

— Стоять! — взревел отшельник. — Гвардейцы! Убейте на месте любого, кто посмеет шагнуть вперед.

Армейский строй ощетинился оружием.

— Палач! — обратился призрак к Конану, умерив тон. — Что же ты баклуши бьешь, голубчик?

Конан смотрел монарху в глаза. В темные омуты страха. В душу, совершенно растерянную, напрочь сбитую с толку. И поднимал меч.

Позади раздался тяжелый гул — вздох вулкана перед пробуждением. Из омутов выплеснулся страх. Они заполнились изумлением. И радостью. Конан обернулся.

— Это для меня приготовили? — буднично осведомился запоздавший гость из подземного царства, похлопывая по каменному сиденью чудовищной пятерней. — Жестковато. Что ж вы, смертные? Неужто подушек пожалели?

Площадь зачарованно смолкла. Анунна замер на подлокотнике, у него со скрипом отвисла челюсть.

— Ы-ы-охх-хы-ы-ы… — снова зевнул Нергал и пожаловался, протирая глаза. — Нисколечко не выспался.

— О, величайший! — Император Великой Агадеи пал перед ним ниц. — Мы потревожили твой сон! Не гневайся на жалких червей!

— Не гневаться, говоришь? — Нергал поднял сизую лапищу и почесал когтями жуткие жвала. — Ладно, не разгневаюсь, ежели, конечно, ты меня поднял с ложа не ради пустяка. — Он повернул голову вправо и равнодушно констатировал: — Анунна. Ты тоже здесь, старый прохвост.

— Да, повелитель. — Призрак рухнул на четвереньки и подобострастно закивал. — Осчастливь недостойного раба, позволь облизать твои пятки.

Нергал потянулся, поерзал голым задом, поудобнее располагаясь на троне.

— Что скажешь, Анунна? Веска ли у них причина? Не попусту ли разбудили меня?

— Какая там причина, о бесподобнейший! — захихикал потусторонний ябеда. — Блажь одна, жажда острых ощущений.

— Жажда острых ощущений? — Нергал грозно сдвинул брови, в которых смог бы укрыться выводок диких гусей, и посмотрел на Абакомо. А затем снова повернул голову к отшельнику и возмущенно вскричал: — Анунна! Ты лжец!

— Нет, повелитель! — зашатался от страха призрак.

— Как же — нет!? Я же вижу! Мальчик пригласил меня неспроста. Надеется, что я сумею ему помочь.

— О да, величайший! — запинаясь, проговорил Абакомо. — Народу Агадеи нужна твоя помощь.

— Он хочет, чтобы я помог ему покорить мир, — спокойно продолжал Царь Мертвых. — Чтобы я укрепил его народ в вере и посодействовал по части везения. По-моему, это вполне веская причина для вызова божества. С точки зрения смертных, конечно.