Черно-белое биение жизни   ::   Ашкинази Леонид

Пока вы лежите на диване, скрючившись в позе зародыша, с книгой в руках, с вами случается то, чего с вами никогда не случалось - и не случится! - НА САМОМ ДЕЛЕ, но разница между "самым делом" и "не самым делом" не так уж велика для очарованного бумажного странника. Пока он там он ТАМ, все остальное не имеет значения. Но трагедия читателя в том, что писатель - не маг. (...) Чуда не будет. Вообще ничего не будет, никогда, потому что чудо должно быть Настоящим, а на Настоящее с большой буквы в жизни читателя почти не остается ни времени, ни сил..." - Ну и что, продолжил мой собеседник, убедившись, что я прочел, - ну и что? Чем же это вас, голубчик, задело? Только не надо про деревянную фразу в конце и высокопарие в начале, редактор недоделанный...

Более чем достойный противник приглашал меня к барьеру. Во-первых, власть несбывшегося не абсолютна, - ответил я. Пока он там - он там; но он возвращается оттуда с каким-то чувством, или с опытом, а это толкает его на действие. Опять же... - Спокойно, - перебил меня собеседник. - Не заводитесь, друг мой. В 95% случаев все так, как написано. Ты счастливое исключение. С твоей уверенностью, что жизнь удивительна и прекрасна, что работа, женщины, ученики, горы, шорох занавески и свет звезд стоят того, чтобы жить, с твоей смешной уверенностью, что человек может столько чуда сделать сам и так верить в него, что я - сам Я дрогну, кину на весы последнее перышко и ЧУДО НАСТАНЕТ... знаешь, даже я смотрю на тебя с интересом. Ты вот недавно читал Пелевина? И в моем сознании немедленно всплыло: "Ты выходишь из человеческого мира, и если бы ты понимал, сколько невидимых глаз смотрит на тебя в этот момент, ты бы никогда этого не делал. А если бы ты увидел хоть малую часть тех, кто на тебя при этом смотрит, ты бы умер со страху. Этим действием ты заявляешь, что тебе мало быть человеком и ты хочешь быть кем-то другим. Во-первых, чтобы перестать быть человеком, надо умереть. Ты хочешь умереть?" - Да, мне мало, - ответил я. Но почему "умер со страху", - начал я фразу и понял, что лучше бы мне ее не договаривать, но было уже поздно - ты не выглядишь страшным, о мой собеседник. Собеседник нехорошо улыбнулся. - Хочешь, чтобы сирруф показал тебе "биение жизни"? Или так, на слово поверишь... Для меня, - продолжил я осторожно, понимая, что еще одно неосторожное слово - и я получу полным ковшом - важно, что будет, когда я стану кем-то другим. Ты понимаешь меня, о Всесильный и Грозный? Он бросил на меня мимолетный взгляд, как огонь Тофета на героя Пелевина, и я понял, что как тому был послан ответ, так мне послан вопрос. Однако - мелькнула мысль - это еще почетнее! - и я ответил на вопрос - мне важно, встречу ли я там ее. И уже произнеся это, я ужаснулся - зачем? Зачем он, который читает в сердцах, задал вопрос? Он хотел знать, осмелюсь ли я ответить?

***

Тора написана черным огнем по белому огню - Платон был прав, сучий потрох, проклятый родоначальник тоталитаризма - но видимый мир - это действительно тени на стене пещеры, а истинный мир написан черным огнем по белому огню, это мир любви. И если бы не было черного огня, мы бы не умирали от того... от того, что не все секунды времени твой белый огонь со мной... Но тогда мы бы мгновенно сгорели: мы живем только потому, что страдаем.

***

- Хорошо - помолчав, произнес мой собеседник. Такое чистое и ясное сатори - это редкость. Это удовольствие. Помнишь, что сказал Малыш Стругацких? Я кивнул - сил отвечать не было. - Ну хорошо, - после паузы продолжил мой следователь, - у меня есть еще вопрос. Я кивнул - а что мне еще оставалось делать?

- Вот ты, - назидательно продолжил мой собеседник, - вот ты читаешь запоем, музыку слушаешь, работаешь, пишешь, со мной вот беседуешь, хотя это-то вне времени... ну, в целом очень уж жить пытаешься. И, надо признать, получается. Про седьмую заповедь уж не будем, спасибо, что десятую соблюдаешь.