Игуана   ::   Миронов Георгий

Какое то время изо рта, окруженного мощными бородавками, ещё торчали беспомощные и беззащитно-нагие задние ножки стрекозы и краешек темно-зеленого листка. Но вот игуана сделала мощный глоток, и все.

Пасть её снова была захлопнута, а чуть навыкате, как у больной базедовой болезнью старой хипесницы, глаза с удивлением оглядели пространство вокруг:

– Что, собственно, случилось? О чем разговор? О стрекозе? Какая мелочь! Это так – закуска. Пора и об обеде подумать…

Произнеся мысленно эту фразу, игуана вяло и с явным отвращением ко всему прикрыла тяжелые веки.

– Вот это настоящая игуана, ничуть не похожая на те вялые и анемичные существа, что демонстрируются в городских зоопарках.

Когда лодка проплывала мимо дерева, на ветви которого дремала (или скорее – делала вид, что дремлет) огромная игуана, ящерица повернула голову и окинула людей надменным взглядом маленьких, в золотистых крапинках глаз. И тут нет никакого противоречия. По желанию она словно бы могла надуться, выкатить глаза, и тогда они казались огромными даже на большой бугристой голове, а то вот, как сейчас, демонстрируя свое равнодушие и презрение к слишком большим, чтоб их проглотить существам, а возможно, – нарочито демонстрируя свое нежелание сразиться с ними, – она сощуривала желтые глаза, и они казались совсем маленькими.

– Удивительно – как эта большая ящерица похожа на сказочного дракона. Того самого, которого на многочисленных русских иконах поражает Святой Георгий. И сейчас, здесь, слегка перекусив легкомысленной стрекозой, она словно ждала своего Святого Георгия. Не для того, чтобы бежать от его карающего копья, а для того, чтобы сразиться с ним. И, кто знает, может, иконы не правы, и в том бою победила игуана?

В мангровых зарослях Егор вначале ощутил, а затем и увидел какое-то шевеление, неуловимое движение.

– Можно так сказать: «Увидел шелест»? – задался он академическим вопросом. Наверное, можно: шелест – слово, передающее звук. Но ведь шелест это и движение. А движение можно увидеть.

Он вначале увидел движение тонких ветвей мангров, затем поймал глазом и цветовое несовпадение. Сквозь заросли буквально просачивалась крупная змея с небольшой тупоносой головкой, украшенной черно-зелеными разводами. Такие же полосы, насколько это можно было различить на расстоянии, украшали и её мускулистую, упругую спину.

Егор проследил глазами движение змеиного тела и в русле этого движения, проведя мысленно прямую линию, метра на два выше сидевшей на дереве игуаны увидел едва заметное в ветвях гнездо тапиолы – довольно крупной птицы, обитавшей в мангровых зарослях.

– Боюсь, подруга, тебе уже там ничего не светит, – мысленно ухмыльнулся Егор.

Еще в первое мгновение, увидев большую игуану на ветви дерева, он заметил прилипшую к её пятнистой толстой груди скорлупу, и сделал простой вывод о том, что, вероятно, до того, как закусить «салатом», игуана перекусила яйцами из расположенного неподалеку гнезда. Так оно и вышло. Вот и гнездо. Змея, поедая яйца, не оставляет следов: она заглатывает яйцо, даже большое, словно одевая себя на него. Потом сдавливает мышцами скорлупу, содержимое яйца усваивается, а скорлупа выбрасывается спустя некоторое время через анальное отверстие. Игуана же, поглощая яйца, может и «наследить».

– А если есть следы, преступление будет раскрыто, – усмехнулся Егор, осторожно шевеля веслом так, чтобы лодка застыла на месте, не продвигаясь против слабого течения вперед, но и не позволяя этому слабому течению снести легкое судно назад.

Ему хотелось досмотреть до конца представление, словно специально для него устроенное всегда неожиданной и непредсказуемой Природой в джунглях Британской Гвианы.

Однако то, что случилось, и представлением назвать нельзя было.