Да, та самая миледи   ::   Галанина Юлия Евгеньевна

И шансов выпутаться из истории целым и невредимым у него, кстати, раз в десять больше, чем у грязного шпиона.

Если человек занимает положение среди первых, вторых и третьих лиц государства и может гордо говорить про себя «мы, нобилитет…», то его ласково называют «сторонник» или «приверженец». Пропасть между этой третьей ступенью и первыми двумя непреодолимая. Мелочью сторонник за услуги не берет. За то, за что грязного шпиона могут живьем поджарить, а секретного агента прилюдно колесуют, будь он даже дворянин, приверженца лишь пожурят и отправят на месяц-другой отдохнуть от придворной жизни в провинциальном имении. Ясно даже ребенку, что третьей категорией не становятся, ею рождаются.

Мне удалось достичь высот секретного агента, с капризами которого считается даже работодатель.

Впрочем, я всего лишь боролась за выживание. Но об этом позже, сначала о подвесках.

Странно, даже наедине с собой разговаривая с вымышленными собеседниками и вспоминая быльем поросшие события, я не могу просто так стряхнуть в первую очередь неприятные воспоминания, освободиться от них раз и навсегда. Нет, они непременно хотят идти, как им хочется. Наверное, я просто возражаю графу де Ла Феру, противопоставляя его воспоминаниям свои.

Что поделать, мемуарный век, я же предупреждала…

Итак, алмазные подвески королевы.

Второго сентября Бекингэм покинул Англию и седьмого числа был уже в Париже.

Как я уже упоминала, вслед за ним помчался гонец к кардиналу. Мне оставалось только гадать, чем вызван такой стремительный отъезд герцога. Что-то заваривалось там, в Париже, но вестей из Франции не было, и отправиться туда самой тоже не представлялось возможности.

Пришлось изнывать от любопытства почти полмесяца, но ранним утром пятнадцатого сентября взмыленный гонец Его Высокопреосвященства господин де Витри поднял на ноги весь особняк, топая своими высокими сапогами и требуя срочно поднять миледи.

Ненавижу ранние вставания, и вся челядь это знает. Доведено до их сведения это было самым наглядным образом. Поэтому желающих подвергать свою жизнь опасности не было. Лакеи переминались, находя тысячи отговорок и ссылаясь на то, что подобные действия в такой неурочный час входят в обязанности камеристок. Камеристки, сообразив, чем дело пахнет, вообще таинственно испарились.

С другой стороны, де Витри тоже был не подарок и, как всякий гвардеец, ждать не любил, поэтому, в конце концов, он с проклятиями ринулся наверх, грозя слугам адом и преисподней.

Ад и преисподняя его и встретили.

Спасло де Витри от увечий только клятвенное уверение рассказать обо всем, что творилось в Париже. Но сначала я вскрыла письмо.



«Миледи! Будьте на первом же балу, на котором покажется герцог Бекингэм. На его камзоле будут двенадцать алмазных подвесок; приблизьтесь к нему и отрежьте две из них.

Когда завладеете подвесками, дайте мне знать незамедлительно», —



писал кардинал.

Судя по рассказу де Витри, дело обстояло следующим образом.

Его Высокопреосвященство решил разыграть небольшую галантную комбинацию. С помощью камер-фрейлины королевы госпожи де Ланнуа на собственной писчей бумаге Анны Австрийской было составлено маленькое письмецо, в нежных выражениях призывающее влюбленного герцога в Париж. Печать тоже была подлинной, а почерк искусно подделан.

С помощью этого письма надеялись привлечь Бекингэма в Париж, а там раз и навсегда вывести из игры путем громкого скандала.

Ставка делалась на события последних лет, которые с удовольствием смаковали при всех дворах Европы. Первый министр английского короля имел наглость избрать предметом своей любви французскую королеву. «Ах, как это возвышенно! – шептались восторженные девицы.