Инструктор спецназа ГРУ   ::   Воронин Андрей

Два человека, полдня изнывавшие от зноя и безделья в раскаленной кабине милицейского «уазика», скрытого кустами обочины в двух шагах от шлагбаума, успели изучить надпись вдоль и поперек. Обе передние дверцы автомобиля были распахнуты настежь, но это почти не помогало, и двое в милицейской форме истекали потом, с растущим раздражением ощущая, какими скользкими и липкими становятся их тела, и с надеждой поглядывая на тень которая тянулась и все никак не могла дотянуться до них с противоположной стороны дороги.

Сидевший справа от водителя человек в форме лейтенанта ГАИ, изогнувшись, извлек из кармана галифе смятый носовой платок и, невнятно помянув чью-то мать, вытер взмокшее лицо. Дремавший за баранкой водитель встрепенулся.

– Чего? – спросил он, протирая заплывшие глаза.

– Ничего, – недовольно поводя длинным хрящеватым носом, ответил лейтенант.

– Разит, говорю, от тебя, как от козла.

– Так ведь не от меня одного, – миролюбиво ответил водитель и, перегнувшись через спинку сиденья, извлек откуда-то початую бутылку водки. – Во, – сказал он, протягивая бутылку лейтенанту. – Дезодорант «Олд Спайс» – только для настоящих мужчин.

– Мужчина… Ты и так уже за рулем спишь. Смотри, упустим клиента – мало не покажется.

– Обижаешь, Петрович, – протянул водитель. – Ведь не ради пьянки окаянной, а токмо здоровья для…

Лейтенант с деланной неохотой принял бутылку и, высоко запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Лоб его моментально покрылся испариной, глаза заслезились.

– Теплая… с-сука, – сдавленно пробормотал он, утирая глаза рукавом и передавая бутылку сержанту.

– Занюхай, Петрович, занюхай, – сказал сержант, принимая бутылку и вкладывая в слепо шарящую руку сухую горбушку. Лейтенант поднес горбушку к носу и несколько раз с силой шумно втянул воздух. Взгляд его прояснился, и он зашарил по карманам, ища сигареты. По кабине поплыл пронзительно-острый запах свежего водочного перегара.

– Ну, за успех гнилого дела, – сказал сержант, раскрутил бутылку и в три огромных глотка осушил ее до дна. – И вправду, теплая, – констатировал он, переведя дыхание. – Надо будет в Думу написать: почему, мол, в ментовских «луноходах» холодильников нету? Через этот недосмотр народ терпит великие лишения… Пускай бы приняли закон, все равно им там делать нехрена… Даешь портативный холодильник в каждую ПМГ!

– Ага, – саркастически подхватил лейтенант, – и по резиновой Зине каждому сержанту.

– Я – за, причем всеми четырьмя конечностями, – заявил сержант, примериваясь зашвырнуть бутылку в кусты.

Лейтенант перехватил его руку и отобрал бутылку.

– Баран ты, Степанов, – сказал он, тщательно обтирая бутылку носовым платком, – обезьяна в погонах. Учишь вас, учишь… Ты бы уж прямо пошел и на щите расписался: тут, мол, был Степанов по мокрому делу, и тоже петух… И писал бы потом в Думу из зоны: даешь, блин, каждому пидору по мешку гондонов…

– Да пошел ты… – обиделся Степанов. – Тоже мне, вождь и учитель нарисовался – хрен сотрешь. Эксперт-криминалист…

– Ты, Леша, не бухти, – примирительно сказал лейтенант, самолично отправляя начисто вытертую бутылку под ближайший куст. – Нам за это дело хорошие бабки обещаны, и я из-за всякой лабуды на киче припухать не намерен… да и тебе не советую. Тем более, что долго мы с тобой там не протянем – сам ведь знаешь, как эти дела делаются. Так что соберись, дружок, это тебе не на посту трешки стрелять. С МУРом шутки плохи, а с хозяином и того хуже.

– Ладно, не лечи, – вздохнул Степанов, – считай, что осознал.

Некоторое время они молчали, дымя сигаретами и равнодушно провожая глазами со свистом проносившиеся мимо машины. Потом Степанов беспокойно завозился и, цепляясь автоматом, полез наружу.

– Ты куда? – спросил лейтенант.

– Отлить надо, – сказал Степанов. – Давление на клапан превышает критическую отметку.