Дерни за веревочку   ::   Рыбаков Вячеслав

Выдернул фоторепродукцию Нефертитиной головки, посредством которой канцелярские магазины и киоски «Союзпечати» вот уже больше года приобщали людей к прекрасному. Издевательски вгляделся в обветренный веками профиль. Из нагрудного кармана ковбойки достал фломастер и вдруг принялся размашисто писать поперек портрета. Лидка вскочила:

— Шут!

Но Шут успел. Когда Лидка подбежала, он, скалясь, перебросил картинку Димке. Поперек изображения подбородка и шеи многотиражной красавицы тянулось жирно и завитушечно: «Как ни крутите, ни вертите, но все же шлюха Нифертити». Дима отдал поруганный подарок подбежавшей Лидке, она глянула.

— Идиот, — сказала она с обидой.

— За что ты ее? — спросил Дима.

Шут походкой Юла Бриннера, подпружинивая шаг и чуть разведя неподвижные руки, вернулся на место. Надломленно сел.

— Надоела, — сообщил он. — Затрепали, аж лоснится.

— Она ведь не виновата, — проговорила Лидка, жалостливо разглядывая репродукцию.

— Не виновата? — с неожиданной злобой переспросил Шут. — Муж державу спасал, один-одинешенек против своры аппаратчиков, а у нее одно: Эхнатончик, что ты нынче молчаливенький… а посмотри, котик, какую диадемку мне почтительнейше поднес председатель Мемфисского горкома… а не пора ли нам полежать голенькими?

Лидка уже хихикала. Она смеялась, кажется, любой, даже самой плоской остроте Шута, а если ему удавалось отмочить что-то стоящее — прямо падала.

— Козел, — глухо произнесла Ева, не открывая глаз и не поднимая лица с ладоней.

— А из нее мне идеал творят, эталон! С какой стати? Право слово, ведь в том же Египте была Хатшепсут! На ряшку не хуже, да и человек дельный, настоящий правитель, лучше многих мужиков. Понастроила сколько! И не сфинксов дурацких, а для дела! В документах так и писали: повелитель Верхнего и Нижнего царств. В мужском роде…

— Все ты знаешь, — с неприязнью сказала Ева. — Умный какой. Что-то Лидка твоя на эту Хат мало похожа.

— Естественно. Будь она в мужском роде, — оскалился Шут, — я бы ее зарезал…

Дима, не выдержав, негодующе фыркнул.

— Что? — взъярился Шут. — Конечно! Но я и не предлагаю ею восхищаться до вековечных соплей! Скажи, дитя мое, ты — эталон?

— Я — жемчужина гарема, — игриво ответила Лидка, и Диме стало неприятно за нее. Шут потрепал ее по голове.

— Ах ты, лапушка, — проворковал он, — свое место разумеешь.

И как награду положил ладонь ей на ногу. Лидка просто расцвела и сдвинула колени, поймав Шута. Перехватив Димин взгляд, Шут сообщил:

— И слабым манием руки на ней я расстегнул портки.

— Каз-зел, — повторила Ева и взялась за фужер.

— Это мысль, — сказал Шут и свободной рукой ухватил свой. — Давайте треснем. Дымок, у тебя есть?

— Есть.

Ева, не отпив, поставила. У нее были совершенно хмельные тоскливые глаза.

— Мне с тобой и пить-то тошно.

Шут отпил, аккуратно поставил фужер.

— Глянь на себя, — проникновенно сказал он, через стол вперив в Еву длинный палец. — Уродство Сатаны — ничто пред злобой женщины уродством.

Ева смешалась на миг. Запахло совсем уже остервенелой перепалкой, и Дима, стараясь разрядить обстановку, поспешно и несколько опрометчиво заполнил паузу, перетянув внимание на себя.

— Бросьте вы, — сказал он. — Давайте я вам лучше сказку расскажу. К случаю подходит.

— Сгораем от желания, — Шут немедленно принял позу крайнего внимания.

— Конечно, Дымочек! — воскликнула Лидка обрадованно.

Дима не ожидал, что они так быстро согласятся. Он медленно отхлебнул вина, пытаясь срочно что-то придумать. Искательно посмотрел на Шута, но тот был непроницаемо-внимателен. Даже не скалился. Ситуация скалилась сама за себя. Шут знал, что импровизировать Дима не умеет. Импровиз — Шутова привиления и прерогатива, спокон веков.

— Рома! — крикнула Ева в глубину комнаты.