Дети Капища   ::   Валетов Ян

Мне Головко жаль, который в них душу вкладывал. Мне Эдьку, идеалиста сраного, до слез жалко.

– Я же рассказывал о том, что это может случиться, – сказал Сергеев. – Вы не первые и, к моему огромному сожалению, не последние. Поверь, Ира, мне тоже от этого всего больно…

– Сколько их было? – спросил Красавицкий и откашлялся.

– Кого? – спросил Сергеев, изображая наивность чрезвычайно старательно, хотя прекрасно знал, о чем спрашивает Тимур, глядя на него исподлобья.

– Тех, кто бузил. Ты, кажется, так спросил, Миша? Кто это там у вас бузит? Вот я и спрашиваю – сколько их было?

Сергеев с тоской посмотрел на Молчуна. Тот мотнул головой, отчего челка метнулась к правому виску, но потом опять припала ко лбу, и показал Красавицкому четыре пальца.

В комнате воцарилась тишина – только звук потрескивающих в огне поленьев и постукивание ветки об оконное стекло.

– Значит не все, – сказала Говорова, как отрезала. – Ну, что ж, как я понимаю, ты избавил нас от части серьезной проблемы. Но вторая ее часть еще бегает по развалинам.

– Кошка эта египетская жива, – подтвердил Михаил. – Там была девочка, но под твое описание она не подходит.

– Вот, черт, Маринка! – лицо Красавицкого сморщилось, он страдальчески поднял брови домиком, – Эдик так надеялся ее поймать и почистить.

Он посмотрел на Говорову с растерянностью.

– Как же так, он же ее днем и ночью искал…

– Хорошо, что не нашел, – сказал Сергеев, – а так – не было б у вас Гринберга. Сколько их еще осталось?

– Трое, – Красавицкий потер лоб, словно стараясь смахнуть с него печальные мысли. – Еще трое. Варвара… И двое наших воспитанников.

– Бывших наших, – вмешалась Ирина. – Теперь они её, а не наши.

– Вооружены? – спросил Сергеев.

– Думаю, что да, – отозвался Красавицкий, – они перед уходом оружием запаслись.

– Видел. Те, с которыми столкнулись мы, были не с пустыми руками. Упакованные ребята. Что склад не охранялся?

– Охранялся, – сказала Говорова. – Один в тяжелом состоянии, не добили впопыхах. Одного похоронили.

– Весело живете. Нечего сказать.

– Да уж, обхохочешься, – Ирина невесело усмехнулась, гася в импровизированной пепельнице очередной окурок. – Ладно, отмокли – так теперь мойтесь, вытирайтесь и на выход. Ужинать. Там и поговорим. Ребятишки эти – наша проблема. Нам и решать. Тебе за помощь – спасибо.

– Интересно, – подумал Михаил, наблюдая, как Говорова зашагала к выходу, – насколько изменилась диспозиция. Раньше все смотрели в рот Тимуру – и он был хоть куда! Жесткий, решительный, смелый. Наверное, он и остался таким же, но сегодня первую скрипку играет Ира. И, похоже, что Красавицкий не старается вернуть себе первенство. Неладно что-то в Датском королевстве.

Мыло было настоящим. Пахнущее прошлыми временами, пенистое нежное мыло. Сергеев намылился, стоя на дощатом помосте, помыл спину Молчуну. Тела у них обоих были, как бы это сказать помягче, непрезентабельными – синяки, ссадины, ушибы. У Сергеева, плюс ко всему, на плече, как раз там, где располагается лямка рюкзака, была небольшая потертость с точками лопнувших сосудов вокруг. У Молчуна на боку выделялась большая царапина – неглубокая, но длинная и багровая. Похожая на след от хлыста.

Михаил пощупал колено – ныло страшно и даже чуть-чуть припухло, но сгибался и разгибался сустав без щелчка, что внушало определенные надежды на то, что опухоль спадет и все обойдется без последствий. Если, не дай Бог, сустав воспалится… Сергееву о таком ходе событий и думать не хотелось. Сколько придется лежать? Минимум недели две, если не больше. А времени на себя не было и не намечалось.

– Ребра покажи… – попросил он Молчуна.

Молчун скривился, но локоть послушно задрал.