Император Крисп   ::   Тертлдав Гарри

Поэтому Крисп сказал:

— Передай его блистательному величеству, что я восхищаюсь его нахальством и что я подкрепил бы его финансами, если бы мог. Если ему нужны деньги, то вполне достаточно увеличить поток контрабанды через нашу границу.

— Я передам кагану ваши оскорбительные и унизительные замечания вместе с вашим отказом. — Трибо помолчал. — Что же касается контрабанды, то каган может поймать вас на слове.

— Знаю. Я остановлю его, если смогу. — Крисп мысленно начал составлять черновики приказов о более тщательном патрулировании границы с Хатришем и увеличении там числа таможенных инспекторов. В то же время он знал, что какая-то часть хатришского янтаря в любом случае преодолеет границу контрабандой.

Трибо вновь простерся перед троном, затем встал и начал, пятясь, удаляться, пока не отошел на достаточное расстояние, чтобы можно было повернуться, не нарушая дворцового этикета. Он был слишком опытным дипломатом, чтобы позволить такую грубость, как демонстративное самодовольство, однако, будучи превосходным мимом, он, вышагивая к выходу, ухитрился создать подобное впечатление.

Когда посол покинул Тронную палату, придворные также устремились к выходу.

Одеяния и головные уборы из яркого блестящего шелка сделали их похожими на движущееся поле весенних цветов.

Заид повернулся к Криспу и беззвучно ему зааплодировал.

— Отличная работа, ваше величество, — сказал он. — Не каждый день посол Хатриша уходит с аудиенции в таком смятении.

— Хатриши — наглая деревенщина, не испытывающая уважения к тем, кто лучше их, — заявил Барсим. — Они нарушают церемониал ради самого нарушения. — Судя по тону вестиария, на его шкале неслыханных злодеяний подобный поступок располагался где-то между ересью и детоубийством.

— Я не сужу их столь строго, — возразил Крисп. — Им просто трудно воспринимать что-либо всерьез. — Сам он уже много лет как проиграл войну с церемониями; тяжесть короны служила ему лучшим напоминанием этому. И когда кто-то другой наносил удар по врагу — единственному врагу в империи и за ее пределами, сумевшему его одолеть, — у Криспа тоже возникали мечты когда-нибудь возобновить с ним схватку. Но, к своей же печали, он был реалистом и понимал, что мечты так и останутся мечтами.

Яковизий раскрыл блокнот и торопливо написал: «Я не люблю хатришей, потому что они слишком склонны жульничать, когда торгуются с нами по мелочам. А они, разумеется, утверждают то же про Видесс».

— И они, вероятно, столь же правы, как и мы, — пробормотал Заид.

Крисп подозревал, что Яковизий не любит хатришей, потому что они веселятся не меньше его, поплевывая на окостеневшие имперские обычаи, — а иногда даже превосходят его в этом развлечении. Но он никогда не выскажет этой мысли вслух, опасаясь обнаружить, что прав, и мимоходом оскорбить при этом чувства Яковизия.

Тронная палата продолжала пустеть, однако Крисп увидел, что два человека направляются не к выходу, а к трону, держа в вытянутых руках запечатанные свитки пергамента. Халогаи не позволили им подойти слишком близко. Один из северян обернулся к Криспу. Тот кивнул. Халогаи взял петиции и подал их императору. Свитки отправятся в одну из куч на императорском столе. Крисп стал гадать, когда у него дойдет очередь до этих двух. «Когда-нибудь эти кучи вырастут до потолка», — подумал он.

Просители отправились по длинному проходу к выходу. Крисп встал, потянулся и спустился по ступенькам. Яковизий написал еще несколько строк:

«Знаешь, будет не так уж и плохо, если фанасиоты навалят на Хатриш такую кучу проблем, что там не смогут с ней справиться.