Костры Эдема   ::   Симмонс Дэн

Аннотация: Гавайи – рай для туристов, солнце, океан, пальмы… Люди давно забыли, что древние боги, хранители этих мест, не такие добрые и заботливые, какими представлялись до сей поры. И вот просыпаются дремлющие вулканы, заливая остров лавовыми потоками, а на горные и лесные тропы вышли охотиться на двуногих страшные обитатели подземелий.

Дэн Симмонс в современной литературе фигура культовая. Тетралогия о Шрайке, таинственном хранителе гробниц времени, произвела подлинную сенсацию в фантастическом жанре и подарила автору миллионы почитателей во всем мире.

---------------------------------------------

Дэн Симмонс

Костры Эдема

Роберту Блоху, который научил нас, что ужас только одна из любопытных составляющих жизни, любви и смеха

Глава 1

О, Пеле, – Млечный путь обращается вспять.

О, Пеле, – краснеет водная гладь.

О, Пеле, – изменилась ночная тьма.

О, Пеле, – огонь озаряет туман.

О, Пеле, – как сполохи в небе горят!

О, Пеле, – задрожала твоя гора.

О, Пеле, ухи-ухи, – гора поет.

О, Пеле, восстань, – твой час настает! [1]



Халихиа ке аи (Поток изменчив)



Вначале был только вой ветра.

Ветер дул с запада, пролетая над четырьмя тысячами миль пустынного океана и не встречая на своем пути ничего, кроме белых гребней волн и случайных чаек. Только здесь, на Большом острове Гавайи, ветер разбивался о причудливые нагромождения остывшей лавы и разочарованно завывал, блуждая в этих темных лабиринтах. Звукам ветра вторили удары прибоя о берег и шорох листьев пальм, искусственно выращенных в этой лавовой пустыне.

На острове соседствовали два типа лавы, которым гавайцы испокон веку дали имена. Пахоэхоэ была старше: волны и ветер сгладили ее почти до ровной поверхности. Более молодая аха образовывала гротескные башни и фигуры, напоминающие фантастических горгулий с краями острыми как нож. На побережье Южной Коны серые реки пахоэхоэ стекали от вулканов к морю, но все девяносто пять миль западного берега были покрыты полями аха, возвышающимися над морем, как черный строй окаменевших воинов.

Теперь ветер завывал в этих лабиринтах, мечась между столбами лавы и врываясь в разверстые пасти старых лавовых трубок. Ветер выл все яростнее, над морем сгущалась тьма, поднимаясь от черных полей аха к подножию Мауна-Лоа. Вскоре тьма затопила громадный конус вулкана, заслоняющий небо на юго-востоке. Над кратером тускло светилось оранжевое облако вулканической пыли.

– Так что, Марти? Ты будешь бить штрафной или нет?

Три фигуры едва виднелись в полумраке, а голоса их почти терялись в вое ветра. Они стояли на поле для гольфа, вьющемся зеленой змейкой среди черных нагромождений аха. Вокруг тоскливо шелестели пальмы, и огни курорта Мауна-Пеле, казалось, сияли далеко-далеко. У каждого игрока была своя тележка, и три тележки тоже сбились вместе, затерянные в сгущающейся темноте.

– Я говорю вам, что он в этих чертовых камнях, – сказал Томми Петрессио.

Оранжевое вулканическое свечение отбрасывало отсвет на его загорелое лицо и красно-желтый спортивный костюм. В зубах он держал толстую незажженную сигару.

– Нет, он не в камнях, – возразил Марти Дефрис, почесывая жирную волосатую грудь в распахнутом вороте рубашки.

– Во всяком случае, не в траве, – заметил Ник Агаджанян. На нем была зеленая рубашка, обтягивающая солидное брюшко, и широкие шорты, под которыми виднелись белые дряблые ноги в черных носках. – Будь он в траве, мы бы его увидели. Здесь ведь только и есть, что эта чертова трава и чертовы камни, – ну точно как засохшее овечье дерьмо.

– А ты когда-нибудь видел овечье дерьмо? – поинтересовался Томми, облокотившись на клюшку.

– Я много чего видел, вот только вам не сообщил, – ответил Ник.