Лет триста до братьев Люмьер   ::   Горло Анатолий Иванович

Проводив их веселым взглядом, курфюрст обратился к монаху:

- Если верять этому Пфапфу, у него не увеселительное заведение, а настоящая богадельня!

- К сожалению, это правда, высокочтимый, здесь никогда не увидишь драк, редко услышишь бранное слово. Верно сказано: вдвойне опасны козни дьявола, когда он рядится в благочестивые одеяэды. По воскресным дням сюда приходят даже дети и порядочные женщины...

- Угощайтесь, мой господин.

Пфапф поставил перед курфюрстом кувшин и оловянную кружку. Подошел палач еще с двумя кувшинами.

- Ну, что стоишь? - бросил курфюрст хозяину. - Показывай!

Отвешивая поклоны, Пфапф попятился к стойке.

- Только не вздумай улизнуть! - крикнул ему курфюрст. Мои люди найдут тебя даже в царстве мертвых!

Он наполнил кружку, отхлебнул глоток, причмокнул:

- Слабовато, но вкус восхитительный.

- Пфапф полностью исключил из продажи горячительные напитки, высокочтимый. Верно сказано: вдвойне опасно дьявольское наущение, когда оно обрушивается на трезвую голову...

Курфюрст сделал еще несколько глотков:

- Святая водица! Нет, фра Амадеус, я был прав: это не шнапс-казино, а богадельня!

- Смотрите! - прошептал монах, тыча пальцем в сторону.

Курфюрст повернул голову и обомлел.

На облупленной, засиженной мухами голой стене шнапс-казино вдруг возник светящийся квадрат. В центре его запрыгали какие-то цифры, потом что-то пикнуло, и курфюрст увидел... цветущий сад! Да, за окнами шнапс-казино завывала вьюга, а здесь ярко светило солнце, пели птицы, жужжали пчелы, а между цветущими деревьями, звонко смеясь, бегали дети, пытаясь догнать худого длинноволосого парня. Он тоже смеялся, дурачился, то убегал от них, по-заячьи петляя, то прятался за стволом, неожиданно появляясь и корча страшные рожицы...

- Узнаете, достопочтимый? - прошептал монах. - Это Самуил-Генрик Ланге, сожженный три года назад как злостный еретик... А это его дети...все четверо умерли прошлой весной от холеры...

Курфюрст не слушал его, он приподнялся, чтобы лучше разглядеть то, что представлялось его изумленному взору, но видение вдруг исчезло, и обшарпанная грязно-серая стена снова встала на свое место...

- И это все? - с каким-то сожалением спросил курфюрст.

- Верно сказано, достопочтимый: вдвойне опасно дьявольское искушение, когда оно столь скоротечно...

Курфюрст Альберт-Максимилиан Бюнстерский, он же обладатель трех епископских митр, самолично учинил допрос обвиняемому в распространении ереси Фридриху Кристиану Пфапфу. Приводим протокол допроса, любезно предоставленный нам работниками рукописного отдела Бюнстерской муниципальной библиотеки. Фолиант частично поврежден, и его навсегда утраченные части отмечены многоточием.

Курфюрст Альберт. С божьей и моей помощью тобою приобретена лицензия на владение шнапс-казино, ранее принадлежавшая Лоренцу Гейнцу. Расскажи, с каким умыслом оставил ты прежние свои занятия провизора и вступил во владение увеселительным заведением, превратив его в дом свиданий с мертвецами. Понятен ли мой вопрос?

Фридрих Пфапф. Да, мой господин, и я приложу усилия, чтобы ответ мой был столь же внятен, как и поставленный вами вопрос. Однако перед тем ках приступить к его изложению и утешаемый вашей благосклонностью, осмелюсь полюбопытствовать, мой господин, смягчит ли мой чистосердечный рассказ степень вменяемой мне вины и соответственно меру ожидающего меня наказания?

Курфюрст Альберт. Все в руках божьих.

Фридрих Пфапф. Тогда приступаю, ибо верю, что вершил богоугодное дело, мой господин. На этом свете я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы успеть усомниться в человеческом совершенстве. Я видел нищету и убогость, жестокосердие и корыстолюбие, лицемерие и глупость, тщеславие и лень, я видел низкие пороки и неизлечимые недуги.