Крайняя мера   ::   Серова Марина

Теперь молодой человек явно испытывал смущение, и это не замедлило сказаться на его движениях. Входя, он умудрился каким-то хитрым образом задеть косяк в коридоре и измазать плечо своего зеленого плаща побелкой, потом зацепился поясом за дверную ручку, да так, что раздался треск рвущейся ткани.

Дальше — больше. Разуваясь, гость едва не опрокинул вешалку, и, когда ему удалось с третьей попытки пристроить свою верхнюю одежду на крючок, оборвалась петля. Поймав слетающий на пол плащ, юноша беспомощно посмотрел на меня и развел руками:

— Вот… Всегда так…

Он накинул плащ на вешалку, уцепив его за воротник, и, одернув пиджак, прошел в зал.

Я предложила ему сесть и устроилась рядом, медленно разминая сигарету.

Однако гость не спешил поведать мне о том, что привело его сюда. Юноша сидел, поджав губы, и смотрел себе под ноги. Похоже, его снова обуяла нерешительность, и он никак не мог заставить себя начать разговор.

Я сочла нужным немного ему помочь — ведь именно я одним словом сбила с него положительное положение духа, на которое настраивался посетитель.

— Сейчас такое трудное время, что не всегда точно знаешь, как поступить, — начала я, словно мы были знакомы давным-давно. — Бывает так, что кажется — все, кранты, положение безвыходное. Но на самом деле выход всегда есть. Знаете, в английском метро теперь не вешают таблички «Выхода нет» — звучит уж очень пессимистично. Вместо этого висит знак: «Выход рядом».

— Да, это неплохо… — неуверенно процедил незнакомец. — Хотя, конечно…

И снова замолк.

Моя сигарета уже дотлела до середины, а разговор все не клеился. Я решила как-то помочь юноше сдвинуться с мертвой точки.

— Меня зовут Женя, — протянула я ему руку. Хотя, конечно, могла бы не представляться — ведь гость знал, кто перед ним находится.

— Ах, да, — спохватился юноша. — Митя. То есть Дима. Дмитрий Владимирович.

— Очень приятно.

Его рукопожатие было неожиданно крепким — чувствовалась хорошо развитая мускулатура кисти. Приглядевшись, я обратила внимание на то, что правое плечо у Дмитрия Владимировича чуть выше левого.

— Вы, часом, не музыкант? — спросила я. — Может быть, скрипач?

Дима был приятно удивлен.

— Да, — произнес он, непроизвольно улыбнувшись. — А что, у меня на лбу написано?

— Почти. Чуть ниже.

Дима не понял, что я имела в виду, но искренне восхитился моей проницательностью:

— Сразу видно, что вы это… детектив. Люблю иметь дело с профессионалами.

— Я не только частный детектив, хотя у меня есть и такая лицензия, — мягко перевела я разговор поближе к делу. — Я еще занимаюсь обеспечением безопасности грузов и охраной. Какой же именно аспект моей деятельности вас заинтересовал?

— Последний, — оживился гость. — Охрана то есть. Меня кто-то хочет убить. Знаете, это так неприятно…

Я внимательно посмотрела на Диму. Либо он болван, либо притворщик, либо просто наивный человек. Пока что я не пришла к определенному мнению.

— Идешь себе тихо, никого не трогаешь, и вдруг — бац! — жаловался Дима.

— А если поподробнее? — предложила я. — Чтобы взяться за работу, мне нужно знать более конкретно ваше теперешнее положение.

И Дима начал рассказывать. Чем больше он говорил, тем явственнее я убеждалась, что передо мной тот самый тип человека, который злые люди называют коротким и емким словом «лох».

Кстати, в последнее время это определение является и распространенным ругательством среди детей. Выводы из этого факта, увы, удручающи.

Конечно, хорошо, что молодое поколение считает расхлябанность и рассеянность дурными качествами. Конечно, хорошо, что дети растут с установкой не дать себя обмануть.