Крайняя мера   ::   Серова Марина

Но слишком часто их собственный положительный настрой — «я не лох» — оборачивается презрением к слабым и беззащитным сверстникам…

Дима явно уже изрядно претерпел в жизни из-за свойств своего характера и теперь хотел перестать быть «лохом». Мне казалось, что это желание сыграло с ним злую шутку — вместо того чтобы идти к положительному полюсу, он зациклился на отрицательном и чересчур преувеличивал свои недостатки, пытаясь немедленно имитировать в поведении их полную противоположность.

Так, он старался быть развязным, хотя по натуре был застенчив. Хотел казаться сильным и уверенным, много повидавшим, разбирающимся в жизни человеком — это у него плохо получалось.

Если бы я была психологом, то посоветовала бы ему акцентировать именно свои положительные качества, вместо того чтобы дурить голову собеседнику и изображать из себя то, чем Дима не является.

Но я — не психолог, а всего-навсего частный детектив, хотя психологические особенности клиента играют для меня немаловажную роль, и мне необходимо учитывать в работе и этот фактор.

Что же касается конкретики, то за сорок минут общения мне удалось узнать следующее.

Дмитрий Владимирович Корнелюк явно хотел выглядеть солиднее, чем был на самом деле. В разговоре он упорно обращался ко мне исключительно по имени-отчеству, полагая, что и я буду отвечать ему тем же, — хотя для него вполне бы сошло и обращение «Митя», настолько молодо выглядел мой клиент. Но раз хочет по имени-отчеству, пусть будет так.

Дима Корнелюк стеснялся своей фамилии, несмотря на то что именно она принесла моему клиенту тот высокий уровень благосостояния, о котором многие его ровесники не могли даже и мечтать.

Владимир Георгиевич Корнелюк, отец моего клиента, сделал деньги еще в советские времена, сколотив несколько сельских кооперативов, занимающихся разведением пушных зверей. Хоть это и называлось тогда кустарным промыслом, но давало огромный доход.

Я не знаю, какие взятки давал отец Димы и кому, но суммы явно были немалые, иначе не удержаться бы Корнелюку на плаву. Однако он сумел обойти все преграды, трудился как вол и жил в свое удовольствие, наверняка обеспечивая безбедное существование и благоволившим к нему чиновникам, которые его прикрывали.

Но настали времена перестроечные. Связи во властных структурах теперь стали на вес золота в буквальном смысле слова.

Корнелюк и тут не сплоховал, сумев окончательно легализовать свой бизнес. Наверное, он был очень прытким человеком, если пережил и волну рэкета в первые годы перестройки, и жестокую конкуренцию на более позднем этапе. Насколько я поняла из рассказа Димы, его отец никогда не терял прежних связей — а ведь текучка кадров во власти с горбачевских времен до наших дней была очень бурной. Однако, куда бы ни перемещался со своего поста человек, Корнелюк продолжал поддерживать с ним отношения. Некоторые залетали в очень высокие сферы, но Владимир Георгиевич не упускал случая о себе напомнить. И всегда извлекал из этого выгоду — для дела, а значит, и для себя.

Короче, к концу девяностых Корнелюк был на вершине успеха. Но год назад бизнесмена подкосил инсульт, и теперь некогда бодрый и жизнерадостный человек был лишен возможности двигаться и, более того, находился в помраченном состоянии сознания. Врачи — а вы можете представить себе, какой персонал его обследовал — не давали никаких оптимистических прогнозов.

Дима рос без матери — так уж вышло, что Владимиру Георгиевичу не повезло со спутницей жизни. Его жена — мать Димы — бросила его, когда мальчику не исполнилось и трех лет.

Похоже, эта семейная драма глубоко перепахала Корнелюка-старшего, и с тех пор он не надеялся на прочные семейные узы.