Мичман Хорнблауэр (другой перевод)   ::   Форестер Сесил Скотт

- Я рад случаю приветствовать вас на борту моего судна.

- Да, сэр, - сказал Хорнблауэр. Это больше подходило к ситуации, чем "Есть, сэр", а ничего другого, по-видимому, от младшего мичмана не ожидалось.

- Вам... дайте поглядеть... семнадцать? - капитан Кин поднял листок, на котором излагалась короткая карьера Хорнблауэра.

- Да, сэр.

- 4-е июля, 1776 г., - задумчиво проговорил Кин, читая дату рождения Хорнблауэра. - Пять лет до моего назначения капитаном. К тому времени, как вы родились, я шесть лет плавал лейтенантом.

- Да, сэр, - согласился Хорнблауэр. Добавлять что-нибудь было явно излишне.

- Сын доктора... Надо было выбрать в отцы лорда, если вы хотите делать карьеру.

- Да, сэр.

- Какое вы получили образование?

- Я дошел до греческого класса.

- Так что вы разбираетесь не только в Цицероне, но и в Ксенофонте?

- Да, сэр. Но не очень хорошо, сэр.

- Лучше бы вы разбирались в синусах и косинусах. Лучше бы вы умели угадать порыв ветра, чтобы вовремя убрать брамсели. Абсолютные причастные обороты нам во флоте не нужны.

- Да, сэр, - сказал Хорнблауэр.

Он совсем недавно узнал, что такое брамсель, однако мог бы сообщить капитану о неплохом знании математики. Тем не менее, он промолчал инстинкт и недавний опыт подсказывали ему не лезть с непрошеной информацией.

- Что ж, выполняйте приказы, изучайте свое дело, и ничего плохого с вами не случится. Вот так.

- Спасибо, сэр, - сказал Хорнблауэр, ретируясь. Но капитанские слова тут же начали сбываться прямо противоположным образом. Плохое начало случаться с этого самого дня, хотя Хорнблауэр исполнял приказы и усердно изучал свое дело. Все началось с того, что в мичманской каюте появился старший уорент-офицер Джон Симеон. Хорнблауэр, сидевший вместе со всеми за столом, увидел дюжего красавца лет тридцати, который остановился у входа, совсем как сам Хорнблауэр несколько дней назад, и глядел на собравшихся.

- Привет, - сказал кто-то не слишком сердечно.

- Клевеланд, друг мой смелый, - сказал новоприбывший, - убирайся-ка с этого места. Я собираюсь занять свое законное положение во главе стола.

- Но...

- Убирайся, кому сказано, - рявкнул Симеон. Клевеланд недовольно подвинулся. Симеон сел на его место и обвел пристальным взглядом мичманов, с любопытством уставившихся на него.

- Да, любезные собратья-офицеры, - сказал он. - Я вернулся в лоно семьи. Меня не удивляет, что все загрустили. Могу добавить: вы еще не так загрустите, когда я вами займусь.

- Но ваше назначение?.. - осмелился кто-то спросить.

- Мое назначение? - Симеон наклонился вперед и забарабанил пальцами по столу, вглядываясь в вопрошающие глаза сидевших напротив. - Сейчас я отвечу на этот вопрос, но тот, кто рискнет задать его снова, пожалеет, что родился на свет. Эти тупоголовые капитаны из комиссии отказали мне в назначении. Они сочли, видите ли, что мои математические познания недостаточно глубоки для навигатора. Так что и.о. лейтенанта Симеон снова мичман Симеон, к вашим услугам. Да будет с вами милость Божья.

В последующие дни могли возникнуть серьезные сомнения в Божьей милости, ибо с появлением Симеона в мичманской каюте тихая тоска сменилась подлинными страданиями. Симеон и прежде был изощренным тираном, а теперь, озлобленный и униженный провалом на экзаменах, стал тиранить подчиненных еще изощреннее. Будучи слаб в математике, он был дьявольски силен в искусстве отравлять людям жизнь. Как старший в каюте, он был облечен достаточной властью; злой язык и злая воля обеспечили бы ему эту власть даже при бдительном и твердом первом лейтенанте, а первый лейтенант "Юстиниана" мистер Клэй таким не был. Дважды мичманы бунтовали против произвола Симеона, но тот оба раза подавлял мятеж своими могучими кулаками: Симеон с успехом мог бы выступать на ринге.