Одиннадцать сребреников   ::   Асприн Роберт Линн

 — Но ты должен хотя бы догадываться. Тебе больше двадцати лет?

— Приблизительно, — отозвался он, беспокойно ерзая в седле. — Может быть, немногим больше. Проклятье! Терпеть не могу ездить верхом! Хотя тащиться пешком было бы еще хуже.

Возраст Ганса был темой, которой Мигнариал никогда прежде не касалась в разговоре, хотя ей давно уже хотелось спросить об этом. Но теперь она по какой-то причине хотела непременно выяснить этот вопрос. В конце концов их соединила сама судьба. Они были наедине, они ехали на север вдвоем, и никого, кроме них, здесь не было. Только она и ее мужчина. Она хотела знать о нем все. Разве это не правильно? Разве все не должно быть именно так?

— А может быть, тебе все-таки меньше двадцати лет? — продолжала расспрашивать Мигнариал.

— Может быть, чуть-чуть меньше. Понимаешь, я помню семнадцать лет моей жизни. Я знаю, с чего начал этот отсчет, но я не знаю, сколько лет мне было, когда я украл смокву, Он резко повернулся в седле. Седло было сделано из дерева и обито кожей, спереди и сзади его края были загнуты высоко вверх — Мигнариал вспомнила, что эти выступы называются передней и задней луками. Когда Ганс приложил ладонь ко лбу, как бы для того, чтобы прикрыть свои черные глаза от солнца и получше рассмотреть что-то сзади, Мигнариал вздохнула. Она была уверена, что он попросту старается избежать дальнейших расспросов, но тем не менее не удержалась и тоже посмотрела назад. Она ничего не увидела и встревоженно оглянулась на Ганса.

— Ганс? Что там такое? Он пожал плечами:

— Мне показалось, что там что-то мелькнуло. Я не стал ничего говорить, а просто резко повернулся, чтобы застать их врасплох — если там действительно кто-то был.

— Ты хочешь сказать.., люди? Те пустынные разбойники, о которых нам рассказывал гуртовщик Темпуса? Ганс покачал головой:

— Нет, вряд ли. Что-то маленькое. Просто крошечное темное пятнышко, и оно двигалось. Я хочу сказать, мне почудилось, будто я видел что-то такое… Понимаешь, вроде как мелкое животное. И оно, похоже, следовало за нами. Но когда я обернулся, я не увидел там ничего. Совсем ничего.

По телу Мигнариал пробежала дрожь, и девушка, прищурившись, тоже прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела назад, на пройденный ими путь.

Она видела песок, и только песок, и ничего более. Никакого животного, мелкого или крупного. Никакой растительности, даже той, похожей на клочья грязной шерсти пустынной травы — или чего-то напоминающего траву, — которая время от времени попадалась им по пути. Даже онагр почти не интересовался этой сухой шелухой. В поле зрения не было Даже больших валунов или каменистых холмов. Пологие холмы напоминали уродливые горбы разной высоты и были покрыты желтовато-коричневым песком. Песок расстилался вокруг бесчисленными складками, словно шлейф придворного платья, выцветшего от старости. Вверху выгибалось небо цвета старой меди, с проблесками серебра и оранжевыми искрами. Такое небо могло быть красивым. Но оно не было красивым. Оно выглядело горячим. Где-то вдали Мигнариал углядела проблеск «настоящего» голубого неба и вздохнула. Затем она снова перевела взгляд на Ганса.

— А теперь ты видишь что-нибудь?

— Нет, ничего, — ответил он, поворачиваясь обратно и поправляя капюшон своего балахона. Передний край капюшона был отогнут назад, как и у Мигнариал, но его можно было опустить так, что он полностью закрывал лицо. Им говорили, что эти капюшоны в случае песчаной бури лучше всего опустить на лицо и замереть. Эти сведения отнюдь не порадовали беглецов, хотя они были очень признательны за подарки — эти самые балахоны с капюшонами и лошадь, названную Инджа. Песчаная буря? Ганс и Мигнариал надеялись, что им не придется столкнуться с этим явлением.