Живописец и оборотень   ::   Силверберг Роберт

— Ты скажешь мне, где живешь?

— Я уже сказала — где придется, в лесу. Почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому что хочу найти тебя снова. Если ты исчезнешь, как я узнаю, где искать тебя?

— Я знаю, где тебя найти, — ответила она. — Этого достаточно.

— Ты придешь ко мне завтра, в мою хижину?

— Думаю, да.

Он взял ее за руку и притянул к себе. Но сейчас она была уже не так податлива, как раньше. И опять та таинственность, которая окружала ее, встревожила его душу. Ведь он так ничего и не узнал о ней, кроме имени. Поверить в то, что она так же, как и он, бродит в одиночестве по джунглям, было очень трудно; но с другой стороны, вряд ли, находясь здесь уже столько времени, он мог не заметить поблизости поселения людей. Оставалось одно объяснение — она все-таки метаморф, рискнувший войти в близкий контакт с человеком. Он гнал от себя эти мысли, но здравый смысл не позволял ему отвергнуть свою догадку полностью. И все-таки она была похожа на человека и вела себя как человек. К тому же не лишена человеческих чувств. В какой степени развита у метаморфов способность к таким перевоплощениям? Этого он не знал, но очень хотел спросить ее прямо сейчас, верны ли его предположения, однако понимал, что это глупо. Ведь она не ответила прямо ни на один из его вопросов, не ответит и на этот. Он решил промолчать. Она мягко высвободила свою руку и пошла к зарослям папоротника, где вскоре скрылась из вида.

Нисмайл ждал ее в своей хижине весь следующий день, но она не пришла. Это его совсем не удивило. Их встреча была каким-то сном, фантазией, интерлюдией вне времени и пространства. Он и не надеялся увидеть ее снова. Ближе к вечеру Нисмайл вытащил из привезенных с собой вещей холст и натянул его на раму, решив попробовать написать вид из своей хижины в пурпурных сумерках. Он долго изучал пейзаж, соизмеряя вертикальные линии высоких, стройных деревьев с горизонтальной поверхностью густого кустарника, усыпанного желтыми ягодами, но в конце концов отложил холст в сторону. Ничто в этом пейзаже не всколыхнуло душу художника. Он решил, что утром отправится вверх по течению реки, в то место, где находится огромный камень, из расщелины которого пробиваются похожие на резиновые шипы ростки каких-то сочных, мясистых растений, — там во всяком случае вид получше.

Однако утром у него постоянно возникали предлоги отложить начало своего путешествия, а к полудню выяснилось, что идти уже слишком поздно. Он неторопливо работал в своем небольшом саду, где недавно начал выращивать вид кустарника, плодами которого питался. В середине дня над лесом навис густой туман. Он зашел в хижину. Спустя несколько минут послышался стук в дверь.

— Я уже потерял надежду, — сказал он ей.

На ее лбу и бровях были капельки влаги. — «Это, наверное, от тумана»,

— подумал он.

— Я обещала прийти, — тихо сказала она.

— Вчера.

— Вчера? — произнесла она и, засмеявшись, вытащила из-под одежды бутыль. — Ты любишь вино? Я достала немного. Мне пришлось далеко идти за ним… вчера.

Это было молодое вино, от которого обычно лишь щиплет язык. На бутыли не было этикетки, и он предположил, что это какое-то местное вино, не известное на его родине. Они выпили его все. В основном пил он — она только подливала ему. А когда бутыль опустела, вышли на воздух и долго любили друг друга на холодной, сырой земле, пока не погрузились в сладкую дремоту. Она разбудила его после полуночи и отвела в хижину, где они провели остаток ночи, тесно прижавшись друг к другу. А утром она ни разу не порывалась уйти. Они пошли к пруду, чтобы искупаться, и снова долго лежали в обнимку на бирюзовом мху. Потом она повела его к огромному дереву с красной корой, где он увидел ее в первый раз, и показала плод желтого цвета, длиной в три-четыре ярда, который упал с одной из гигантских ветвей.