Вот оно - село ! (сборник)   ::   Вишня Остап

Тут аж жжет, ну аж-аж-аж хочется узнать, а она:

-- Дурной!

Ну, пускай дурной, пускай!

Но я хочу знать! Хочу -- и баста!

-- Мама!

-- Ну?

-- Наверное, у попа станов нема, а то если бы они были, он бы такую юбку, как у вас, не носил!

-- И какой же ты дурной! Ну, не все ли тебе равно, есть ли у попа штаны, или нету!

-- Э, все равно! А почему он в юбке? Нету, наверное!

И я твердо решил, что нету! Нету у попа штанов. А то вон наш батя в штанах, и юбки он не носит.

А я хоть и без штанов, но я еще маленький.

И ошибся.

У попа штаны есть.

И узнал я об этом скоро.

Однажды раненько утром гоню в поле гусей, а Панас тетки Одарки кричит:

-- Остап! Бези сюда, цто-то рассказу!

Я аж затопал. И гусей бросил.

-- Сто?

-- А у нас в кладовке поповы станы висят. Вцера нас Иван и Омельков Михаило насего попа у Приськи застукали. Так он станы забыл. А они станы забрали и принесли!

-- Покази! Пуговицку дам!

-- Запертые!

-- Ты вресь! Разве у попа есть станы?

-- Ну да, есть. Если бы не было, не забыл бы их у Приськи!

"Смотри, -- думаю про себя. -- Станы у попа есть. А зачем же тогда юбка?"

Ага!

Пригнал гусей домой

-- Мама!

-- А?

-- Ага! Теперь я узе знаю! У попа станы есть. Он у Приськи забыл. А цто он юбку носит, так это, стоб от Приськи удирать, так стоб не видно было, сто он станы там забыл. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну и били же меня!..

1921 ______________________________________________________________________

Дорожные впечатления

Начнем по трафарету. Как начинает каждый порядочный "собственный корреспондент".

Разница лишь в том, что обычно "собственный" пишет свои дорожные впечатления недельки за две до отъезда, а я не успел, и вот приходится писать, прибыв уже на место "капитального ремонта".

Я, пожалуй, опущу, как я до вокзала ехал. Во-первых, это для вас не представляет большого интереса, а, во-вторых, я не ехал, а шел, зорко следя, чтоб по дороге кто-нибудь не хапнул с таратайки узла с вещами. Так что в это время ровно никаких впечатлений, кроме "узла", не было. А узел -- он узел и есть.

Дальше пошли уже и "впечатления"...

Немалое впечатление на меня произвели два грозных вопроса дородной молодицы, стоявшей на ступеньках вагона с коромыслом в руках.

Первый вопрос: куда я пру, а второй: не повылазили ли у меня зенки.

Я галантно ответил, что "пру" я в вагон, и что глаза у меня пока еще на месте.

На все это резолюция молодицы была:

-- Черти их тут носят!

Однако спасибо "чертям". Они внесли-таки меня в вагон, растолкав по дороге еще пяток молодиц, и усадили, скрюченным в четыре погибели, на собственный узел.

Пока пробил третий звонок, дыхание у меня ускорилось на 10, а пульс на 20--30 в минуту.

Я, зная из медицины, что в моем распоряжении для дыхания и для пульса остается еще единиц по десять, особенно не волновался...

Бам! Бам! Бам!

Дерг!

-- Ох! (это я).

Меня отшвырнуло назад на чью-то талию и уложило затылком как раз туда, где у задней соседки талия переходит в "и так далее".

Там я и застыл...

А передняя соседка тут же шлепнулась на меня, на то место, где грудь переходит в "и так далее". Села, да еще (чтоб ей легонько икнулось) поёрзала -- умащивалась.

Отсюда и "ох!".

"Прощай, -- подумал, -- Харьков!"

Пахло потом... Пахло молоком (коровьим)... Пахло... Да чем только не пахло?!

-- Разные на свете запахи бывают! -- говорил мне когда-то один хороший человечина, Кондрат, в свое время померший "от горилки".

И таки правду говорил.

Ведь и верно: "Разные на свете запахи бывают"...

Особенно в вагоне и особенно, когда журналист отдыхать едет.

Весенние запахи...

...Сидела "на груди моей", должно быть, середнячка. Куркульки [1] я наверняка не выдержал бы, а под незаможницей [2] было бы, надо полагать, легче.

Я тихонько стонал, нежно прижимаясь к талии задней соседки, меж тем как середнячка, сидя на моем животе, громко щелкала семечки.