Цветок Прерий   ::   Кармайкл Эмили

Старая штольня, где когда-то работал Фрэнк Батлер, была излюбленным местом Фрэнки.

– Ты не забыла, что ходить туда можно, только пока светло?

– Конечно, не забыла! – бодро откликнулась Фрэнки.

Маккензи опустилась на колени возле девочки и посмотрела на отражение в зеркале. Рядом с маленьким хорошеньким ребенком она казалась гораздо старше своих двадцати четырех лет. Куда делась та жизнерадостная молоденькая девушка, которая приехала в Аризону из Бостона почти семь лет назад? Тогда она ничего не боялась. Маккензи вся сияла в ожидании счастья, как солнце над Аризоной. Когда ей, наконец-то, позволили приехать сюда, она твердо решила полюбить эту землю. Все здесь радовало девушку, все казалось чудесным. То, что рядом проходила граница продвижения поселенцев, не пугало Маккензи, наоборот, придавало местности таинственность и очарование.

Какой же глупой простодушной девчонкой Она была тогда! Позднее ей пришлось узнать, что доверчивых людей очень часто обманывают, а с теми, кто хочет догнать радугу, может случиться все, что угодно.

Теперь Маккензи видела в зеркале свои усталые глаза и рот, забывший, что такое улыбка. Это было лицо женщины, а не наивной девочки. Кожа ее от яркого солнца приобрела золотистый оттенок, ведь Маккензи пренебрегала советом Лу не выходить из дома без шляпы. Под глазами молодая женщина заметила первые признаки морщинок – скорее всего, они появились не от слепящего солнца, а от переживаний. Но прошлого не изменить, и с морщинками теперь тоже ничего не поделаешь.

Маккензи убрала назад непослушные золотистые завитки дочери. Девочка унаследовала ее волевой подбородок и зеленые глаза, но ангельский ротик и улыбка были явно отцовскими. Вьющиеся волосы малышки сверкали на солнце, как у матери, но ямочки на круглых щечках были точно такие же, как у отца.

– Детка, пойди умойся. Бабушка будет недовольна, если мы опоздаем к обеду. Они с Кармелитой приготовили к твоему дню рождения что-то совершенно необыкновенное.

Маккензи улыбнулась, заглядевшись, как Фрэнки проскакала к выходу из комнаты и помчалась вприпрыжку через внутренний дворик их фермерского дома из необожженного кирпича.

Ручной насос со всех сторон был окружен зарослями нарциссов, гладиолусов, душистого горошка и гибискуса; и девочка в голубом передничке, со сверкающей на солнце золотистой головкой казалась таким же ярким цветком, как и те, что окружали ее.

Маккензи уже собиралась пойти к водокачке вслед за дочкой, но раздался скрип отворяемой калитки, и в дверь громко постучали. Она пошла открывать – на пороге стоял Булл Фергюсон, он только что поднял мясистый кулак, чтобы стукнуть снова.

– Мисс Батлер, на северном пастбище опять неприятности.

Огромные размеры Булла [1] вполне оправдывали его имя. Если бы необыкновенное благородство и доброта этого человека не смягчали грубые черты лица, то он просто был бы похож на толстый бочонок, стоящий на двух здоровенных ножищах; причем «бочонок» этот состоял из одних мускулов. Но в данный момент потное лицо Булла пылало после бешеной скачки под палящим солнцем, а глаза потемнели от ярости.

– Какие неприятности? – нетерпеливо спросила Маккензи.

– Лучше поезжайте, мэм, и посмотрите сами, а то как бы их не стало еще больше.

Возле соляной глыбы возвышалась гора вздувшихся трупов одиннадцати коров. Работники ранчо Сэм Кроуфорд и Джордж Келлер сновали по всему участку, как мрачные хищные птицы, а их лошади храпели от безобразной вони, исходившей от протухших туш.

Как только Маккензи, Булл и Тони подъехали ближе, женщине пришлось закрыть лицо носовым платком, чтобы хоть как-то облегчить дыхание.

Келлер прикоснулся в знак приветствия к краю шляпы, а Кроуфорд кивнул, потому что своей единственной рукой он управлял лошадью.