Нам нет преград ( Птица)   ::   Антонов Антон Станиславович

Пионерский долг пересилил, и она, сдержав слёзы, вскинула руку в салюте.

После линейки благоразумный, умеющий никогда не попадаться и не попадать Женька Гуревич сказал Юрику:

— Зря ты нарываешься. Она опять настучит, и полетишь ты отсюда белым лебедем.

— На то и гадкий утёнок, чтобы лебедем летать, — гордо ответствовал Юрик.

* * *



Свечкина, однако, и не подумала стучать. Правда, любители этого дела имелись в отряде и помимо неё, но они были лишены доступа в высокие сферы, так что их стук не пошёл дальше вожатой, которая и так краем уха слышала разговорчики в строю.

А день был банный, и Леночка была одна на весь отряд. Второй вожатый Дима ещё в начале смены явился на летучку с тяжёлого похмелья, вдрызг разругался с начальником и тут же был уволен, а замены ему пока не нашли.

Так что Леночке пришлось самой купать сначала мальчиков, а потом девочек. С мальчиками она, естественно, была в купальнике, а сами мальчики — в плавках. Только Птица явился без плавок, закрутив в обоснование этого замысловатую фразу в своей привычной манере:

— Каждый, кто хоть раз видел античную статую, знает, что находится у мужчины под трусами.

И что странно — чуть ли не любая выходка или эффектная фраза Юрика могла бы послужить замечательным поводом для насмешек или (взять хотя бы гадкого утёнка) для обидных прозвищ, — но никто никогда над ним не смеялся, никто не дразнил его и не выдумывал кличек — даже Птицей Юрик назвал себя сам. Все просто опасались — ведь неизвестно, какую месть Юрик может выдумать и по безбашенности своей воплотить в жизнь.

Вот и теперь только малолетний гигант Лёша Кучин, простой, как три копейки мелочью, и не привыкший думать о последствиях, лениво пробасил:

— А ты что, Геракул что ли, или что?

Юрик воззрился на Лёшу в немом изумлении. Он никак не подозревал Кучина в знании древнегреческой мифологии. Однако тут же вспомнил, что Лёша только что закончил пятый класс, где изучается история Древнего мира, и очевидно, Геракл вместе с оракулом случайно засели в его не засорённом излишними знаниями мозгу. А может, Лёшу самого кто-нибудь называл Гераклом — благо, было за что.

— Нет, — прогнав изумление, ответил Юрик. — Я Давид. А ты Голиаф, — он щёлкнул гиганта по лбу со словами, — Если хочешь знать, что Давид сделал с Голиафом, почитай энциклопедию.

Лёша не знал, что такое энциклопедия, и разговор иссяк сам собой. Малолетний гигант стал Юрику неинтересен. Птица направился к вожатой и, скромно потупив взор, попросил:

— Елена Юрьевна, потрите мне спинку. Пожалуйста!

— А больше некого попросить?

— Совершенно некого! — развёл руками Птица. — Нас тринадцать человек, и я как раз тринадцатый.

Вожатая засмеялась и подтолкнула Птицу в душевую кабинку — с боковыми стенками, но без двери. Юрик встал в позу свежепойманного гангстера из американских боевиков — руки на стену, ноги на ширине плеч. Леночка стала тереть его спину мочалкой, не жалея сил — любому другому было бы больно, а Юрик только кряхтел от удовольствия.

Удовольствие это имело побочные последствия. Когда Юрик повернулся, предмет его мужской гордости имел весьма боевой вид, чем поверг вожатую в смущение.

— Нет, ты невыносим, — сказала она, продолжая смеяться. Потом склонилась к его уху и шепнула. — Холодная вода, говорят, помогает.

— Врут, — уверенно сказал Юрик, отобрал у Леночки мочалку и мыло и стал методично покрывать себя пеной.

* * *



Девочкам было проще — они все мылись голые, и Елена Юрьевна тоже. Дебоширили они во время купания почище мальчиков, оглушительно при этом визжа, чего юноши себе не позволяли.