Тень моей любви   ::   Смит Дебора

Кто-то заговорил о войне во Вьетнаме, старики яростно заспорили.

– Заткнитесь, – неожиданно сказал дедушка. Он резко встал, взял меня за руку, и мы пошли домой.

– На расстоянии убивать кажется легко и просто, – говорил он по дороге. – А вблизи приходится смотреть человеку в глаза, видеть его страх. А потом он истекает кровью и умирает. И ты все это видишь. Здесь баланс. Ты принимаешь на себя ответственность. Ты понимаешь, что означает отнять жизнь.

Я думаю, что он никогда не забывал, как убивал во время войны японских солдат.

Из этого разговора я поняла, что не следует хвастаться своими победами, а надо быть благодарным судьбе за удачу, уважать противника и надеяться, что в следующий раз фортуна не отвернется от тебя. Каждый может оказаться в положении побежденного.

Мне повезло, а Рони – нет. Для меня это хорошо, но справедливо ли это?!

Он не любил, чтобы на него пялились, когда он стоял у дороги к Пустоши. Думаю, что знал, как нелепо выглядит, поджидая школьный автобус у кривобокого почтового ящика, за которым – ржавый прицеп и наполненный отбросами овраг.

Мои старшие кузены Эрлан и Гарольд Делани уже учились в средней школе. Им уже было разрешено водить машину. Понятия их были просты до дикости. Если бы они застали Рони у старого почтового ящика на Пустоши, то расколотили бы ящик вдрызг бейсбольными битами, просто чтобы досадить “этому нищему”. А сумей они поймать Рони, то досталось бы и ему.

* * *



Однажды в мае я опоздала на автобус. Я была в плохом настроении. Это случалось нередко, потому что – теперь мне легко в этом сознаться – я была на редкость неуклюжей особой. В тот день я опрокинула целую кастрюлю каши себе на юбку, пока помогала готовить завтрак. Недурное начало дня!

На улице гремел гром и лил дождь, от этой погоды мои курчавые волосы разлетелись как пух. Я знала, что они напоминали воронье гнездо. Мама пыталась заплести мои косы и так и эдак, но кончила тем, что попросту намазала их гелем.

– Теперь я похожа на грязную промокашку, – зарыдала я и спряталась в ванной.

На автобус я опоздала.

Дедушка единственный, кто спокойно выносил мои капризы, и он отвез в школу меня, Хопа и Эвана. Я угрюмо молчала, сидя с ним рядом на переднем сиденье. Дедушка не желал водить стариковские машины, а ездил на черном “Понтиаке” последней модели.

Мы ехали по дороге через лес, все вокруг обильно кропил дождь. Дедушка мурлыкал, вторя мелодии, звучащей по радио. Я сидела, завернувшись в розовый пластиковый плащ, и мрачно таращилась в окно. Хоп и Эван умирали со скуки на заднем сиденье. Мы повернули к Пустоши, и я увидела мощный грузовик Эрлана и Гарольда. На моих глазах он сорвался с места и понесся как бешеный.

Я закричала:

– Они опять поймали Рони.

– Говнюки, – проворчал себе под нос дедушка.

Рони стоял под дождем, прислонившись к ящику для писем. Ему было нечем защититься от щедро падающей с неба воды – ни плаща, ни зонта, вообще ничего, кроме пластикового пакета для мусора, прикрывавшего плечи. Его книги были разбросаны по траве. Он так вцепился в ящик, что тот опасно пошатывался, и неясно было, кто рухнет первым.

Но как только Рони увидел нашу машину, он повернулся и, спотыкаясь, побежал по глинистой дороге. Он удивительно быстро исчез в лесу на соседнем холме.

– Дедушка, – умоляла я. – Дедушка, пожалуйста, остановись.

Дедушка подъехал к обочине.

– Ой, перестань. Клер, – запротестовал Хоп с заднего сиденья. – Ты его не поймаешь. Да и зачем?

– Он всю машину провоняет, – Эван был вне себя.

– Дедушка, – ничуть не смущаясь, заявила я, – нет ничего более вонючего, чем дыхание Хопа после того, как он наестся сосисок.

Дедушка смотрел на меня, откинув голову.

– Рони – твой улов, Клер.