У подножья Эдельвейса   ::   Маккинли Элис

Джон зарабатывал деньги, ведя унаследованный от родителей бизнес, Мария занималась хозя

В тот вечер ничто не предвещало катастрофы. Джон подъехал к дому, когда уже стемнело. Странно, но в окнах не горел свет, дверь оказалась запертой наглухо – на три замка, поставлена на сигнализацию. Уехали? Джон открыл гараж, чтобы поставить свой «мерседес», но, к своему удивлению, обнаружил машину жены. Тогда где же они? Внезапно страшная мысль закралась в сознание: ушли в горы. Еще до командировки об этом шел разговор. Сам Джон не поддержал идеи отчаянной вылазки на Эдельвейс, больше того – строго запретил своим женщинам предпринимать нечто подобное в его отсутствие.

Войдя в дом, он увидел на диване в гостиной старые тросы и перетершиеся крепления, у одного из них была сорвана резьба, другое почему-то плохо держало. Джон знал это, поскольку сам недавно поднимался в горы. Значит, они все-таки не послушались и пошли. И тут в памяти возникли обрывки радиосообщения: «В два часа дня сегодня… Лавина не повредила дорогу, но есть сведения, что может быть повторное… Горноспасательная служба просит население не предпринимать… По предварительным данным жертв нет, заявления об исчезновении не поступали…».

Джон бросился к автоответчику, нажал кнопку воспроизведения записи и услышал:

– Всем привет. Сегодня нас нет дома и не будет до десятого числа. Джон, если это ты, то мы все-таки ушли в горы. Извини, но очень хотелось, а ты бы нас не отпустил. Так что мы удрали, пока тебя нет. Ха-ха. Все. Пока!

Это были последние слова Илари, которой через несколько дней должно было исполниться двадцать два. Конечно, она уговорила Марию пойти с ней в качестве подарка ко дню рождения. Обе занимались альпинизмом, как и большинство состоятельных людей Анкориджа, и покорить Эдельвейс им хотелось давно.

Лавина накрыла их, погребла под тоннами снега. Тела искали три дня, но так и не нашли. Джон еще долго вел поиски за свой счет, словно это могло что-либо изменить. Марии тогда исполнилось бы двадцать девять…

После трагедии жить стало незачем. Джон теперь точно знал, что такое счастье, но еще точнее, что больше оно для него невозможно. Милые лица, родные голоса, кто мог заменить их? И он, бросив дела, уединился. В десяти километрах от места трагедии как раз находился небольшой домик, где жили когда-то служители ныне закрытого парка-заповедника. Купить его и отремонтировать оказалось непростой задачей, но если чего-то очень захотеть, то непременно добьешься.

Уже через семь месяцев Джон продал семейный бизнес, который теперь все равно некому стало наследовать, и скрылся среди гор. Один раз в году ему приходилось спускаться в город, чтобы посетить собрание акционеров. Все остальное время он ничем не занимался. Только вспоминал…

Доход от оставшейся части акций вполне позволял ему жить, не заботясь о хлебе насущном. Сумма получалась по меньшей мере приличная, да еще плюс проценты от довольно крупного счета в банке. Одним словом, потратить все свои деньги при таком образе жизни было просто негде. Джон ни в чем не нуждался, главной ценностью для него стали одиночество и тишина. Вечная тишина, не нарушаемая ни единым звуком.

Только в горах можно было найти ее. В вечных, неизменных, молчаливых горах… Морозно-ледяное небо над ними, и солнце, каждое утро неслышно поднимающееся по хрустально-прозрачному своду. Джон так привык к тишине и к окружающему пейзажу, вселяющему в душу покой, что уже не представлял себе, как жил до этого в другом месте. Синий, огненный и ослепительно-белый – три цвета отныне определяли его существование. Лишь раз в год эту гармонию нарушал алый. Цвет любви и скорби. Цвет печали и памяти об утраченном.

Розы лежали на снегу, словно пришелицы из другого мира, и было немного жалко их.