Волшебные чары   ::   Картленд Барбара

Она произнесла это очень мягка, в ее глаза Засветились нежным светом, когда она, продолжила рассказ:

— Но я была дочерью, генерала, который всю жизнь служил своей стране и вышел в отставку с очень маленькою пенсией, из которой он мог уделить своим детям совсем немного.

Гермия, села и вытерла остатки слез со своих щек.

—  — Теперь я понимаю, мама, — сказала она. — Папа женился на тебе, потому что любил тебя и не интересовался девушкой с большими деньгами.

— Случилось именно так, — подтвердила мать. — Твои бабушка и дядя пытались заставить его быть благоразумным и подумать о будущем, но он ответил им, что как раз и проявляет благоразумие!

— Итак, вы поженились и с тех пор живете счастливо! — воскликнула Гермия с сияющими глазами.

— Очень, очень счастливо, — ответила мать., — И в тоже время, дитя мое тебе приходится страдать за это. Не только потому, что ты моя дочь, но еще и потому, что ты очень красивая.

Гермия была поражена: мать никогда не говорила ей ничего подобного.

— Я говорю тебе правду, а не просто хвалю тебя, — сказала мать. — Я думаю, это потому, что твой отец и я были так счастливы и так любили друг друга. Может быть, поэтому у наших детей не только красивые лица, но и Прекрасные души.

Питер действительно точно такой, подумала Гермия.

Он был поразительно привлекателен. Она же сама так походила на свою мать, что тоже догадывалась о своей красоте.

Каждый раз, когда в усадьбе были гости, все мужчины любого возраста стремились поговорить с ней.

— Видишь ли, — задумчиво продолжала ее мать, — нам всегда приходится платить в жизни за все. Ничто не дается даром: и ты, дитя мое, хотя и ощутишь великое преимущество быть прекрасной, заплатишь за это осознанием зависти и ревности других женщин и жизненными трудностями, связанными с красотой.

Я уже почувствовала это со стороны Мэрилин, подумала Гермия, когда меня перестали приглашать в усадьбу, а тетушка начала смотреть на меня с враждебностью даже в церкви Из Оксфорда приезжал домой Питер — семье пришлось пойти на большие жертвы, чтобы послать его в этот университет — и рассказывал не только об интересной студенческой жизни, но и о поездках в Лондон к некоторым из своих друзей.

Наедине с Гермией он говорил, что не может одеваться как его друзья, шьющие одежду у лучших портных.

— А лошади у них, — с сожалением продолжал он, — такие великолепные, каких мне не иметь никогда в жизни!

Ему, как и его отцу, позволяли ездить на лошадях из конюшен графа, но он не мог забрать их с собой в Оксфорд, и ему приходилось довольствоваться лошадьми, которые одалживали товарищи, или брать напрокат из платных конюшен.

— Как я ненавижу бедность! — сказал он раздраженно в предыдущий свой приезд домой.

— Не говори об этом папе и маме, — быстро предупредила его Гермия. — Они расстроятся.

— Я знаю, — ответил Питер, — но когда я бываю в усадьбе и вижу Вильяма со всеми его деньгами, посмеивающегося надо мной не только за моей спиной, но и прямо в глаза и пренебрежительно отзывающегося обо мне в разговорах с моими друзьями, мне хочется отколотить его!

Гермия в страхе вскрикнула:

— Только не делай этого! Это разгневает дядю Джона, и он может отказать тебе и папе в поездках на его лошадях. Ведь ты знаешь, что меня уже изгнали из усадьбы.

— Папа рассказывал мне, — ответил Питер, — но ты сама виновата, что уродилась такой хорошенькой!

Гермия рассмеялась.

— Ты делаешь мне комплимент?

— Конечно! — ответил Питер.