Непонятый сигнал   ::   Станюкович Константин Михайлович

- Что, как он? - спросил он мимоходом у вахтенного офицера.

Мичман безнадежно махнул головой и промолвил:

- Шторм двенадцать баллов, Петр Дмитрич!

Перед тем как войти к адмиралу, Петр Дмитриевич заглянул в его буфетную и спросил у адмиральского камердинера Тимошки:

- Где, братец, адмирал?..

- У себя-с.

- Очень он... того... сердит?

- Есть-таки! Да мне-то что! - с нахальной развязностью отвечал Тимошка.

Этот Тимошка, вольноотпущенный, из дворовых, наглый и дерзкий, с плутовским круглым лицом, покрытым веснушками, был продувная бестия. Знавший все привычки барина, ловкий и расторопный, он умел угождать ему и сделаться необходимым, не боялся грубить и немилосердно обирал своего барина, старого холостяка. Адмирал был большой хлебосол и не жалел денег. Он любил, чтобы у него все было отлично, и приглашал каждый день к обеду, кроме штабных и капитана, еще несколько человек офицеров и гардемаринов. Тимошка распоряжался всем хозяйством и, разумеется, охулки на руки не клал.

- Что, можно к нему войти? Как он?

- Известно, зверствует... Разве его не знаете? Вот сейчас графин кокнул с сердцов! - проговорил Тимошка.

Петр Дмитриевич струсил. В голове его моментально пролетела мысль: "Ну, будет, значит, форменный разнос!"

- Доложи! - как-то оборвал толстяк.

И, внезапно почувствовав прилив отваги, словно бы он шел на абордаж с сильнейшим неприятелем, Петр Дмитриевич приосанился и, по возвращении Тимошки, решительно и храбро вошел в адмиральскую каюту.

Адмирал ходил. Петр Дмитриевич поклонился. Адмирал остановился, пожал руку капитану и смотрел недоумевающе своими круглыми глазами на капитана.

Оба несколько мгновений молчали. Адмирал продолжал безмолвно смотреть на Петра Дмитриевича. Тот чувствовал легкое обмирание и усиленно сопел.

- Честь имею явиться, ваше превосходительство!

- Зачем?

- Изволили требовать, ваше превосходительство.

- Нет-с, не требовал!

Петр Дмитриевич отвесил поклон, пожал протянутую адмиралом руку и исчез из каюты со скоростью десяти узлов.

- Эй, Тимошка! - крикнул адмирал.

Никто не отзывался.

- Тимошка!.. Заснул, каналья?..

- Ну, чего вам? - проговорил, входя, Тимошка.

- Ивана Петровича послать!

Явился трепещущий флаг-офицер.

- За кем я вас посылал?

Молчание.

- Глухи вы? За кем я вас посылал?

Флаг-офицер безмолвствовал.

- Я вас посылал за Наумовым. Какого же черта вы мне Анисова подали, а?..

- Я, ваше превосходительство, думал...

Едва только молодой человек произнес последнее слово, как адмирал, начинавший было успокоиваться, внезапно побагровел.

- Думали? А кто просил вас думать?

Флаг-офицер молчал. Вся его поза выражала покорное сознание вины.

- Он думал?! Надо исполнять приказания, а не думать-с! А то: думал! Я вообще заметил... э... э... э... что вы последнее время стали думать...

- Я, ваше пре-вос-хо-ди-тельство, ста-ра-юсь не думать! - коснеющим языком лепетал флаг-офицер.

- Стараетесь, а все-таки думаете, - смягчился адмирал. - Оттого и делаете глупости... Размышления там разные годятся на берегу, а не в море... Прошу помнить-с... Ступайте и не думайте!..

- Прикажете съездить за Наумовым?

- Не надо! - резко оборвал адмирал.

Флаг-офицер улепетнул из каюты и, придя в кают-компанию, объявил, что шторм проходит. Адмирал его разнес совсем легко.

- Советовал не думать? - иронически заметил кто-то из молодежи.

III

Чудный вечер сменил жаркий день и принес с собою прохладу. Адмирал вышел из каюты и стал гулять по палубе. Он мало-помалу стихал.

Матросы толпились на баке и лясничали. В одной из кучек, примостившейся у орудия, старый матрос Никулин рассказывал о том, какие бывают начальники в гневе.

- У всякого, братец ты мой, свой карактер... Всякий пылит по-своему. Наш осерчает, то ровно ведьмедь... ломит все... ну и ревет, словно его под микитки рогатиной шаркнули...