О Данииле Андрееве   ::   Шафаревич Игорь

Не в том смысле, что это вера в равно весомые силы, не в том смысле, как это утверждают дуалистические концепции: манихеев, богумилов или катаров, которые верили, что равны сила и власть злого и доброго бога, Чернобога и Белобога, борющихся за мир. Но, по крайней мере, зло и добро имеют внешнюю сходную структуру, внешне сходный механизм проявления в жизни. Например, в зле существуют свои таланты и свои гении. И точно так же, как в области религии через откровение, а в искусстве через вдохновение, они тоже способны к творчеству, созданию каких-то новых идей, концепций, другими словами, - новых сущностей. Они способны к контактам с какими-то другими сферами, откуда они их заимствуют. Другие люди не способны к этому творчеству, но они способны воспринять результат этого творчества: так, как мы, в большинстве своем, не можем писать стихи, но способны воспринимать стихи, когда поэт их напишет. Эти все концепции и содержатся в какой-то мере и в "Розе мира" Даниила Андреева и в его стихах.       Он шел к пониманию этих проблем двумя путями: путем откровения и путем вдохновения. Первый - это "Роза мира", второй - его стихи. И, как лишь бинокулярное (двумя глазами) зрение дает выпуклую картину мира, так только сочетание обоих путей дает полное представление о духовном мире Д. Андреева.       Как мне представляется, "Роза мира" является типичным явлением мистики. Говоря "мистика", я подразумеваю, что это не есть выдумка, в самом хотя бы благородном смысле слова - не сочинительство, не искусство, не творчество, а описание реальных переживаний, мучительная попытка передать по возможности точно эти переживания. Это типично для громадного количества известных мистических опытов. Есть книжка Уильяма Джеймса "Многообразие религиозного опыта", где он собрал колоссальное количество свидетельств людей самого разного интеллектуального и духовного уровня, свидетельств об их мистических переживаниях. У всех у них удивительное сходство характера переживания и восприятия, чувство подлинности. Что это за переживания? Каково их происхождение? Это каждый человек может оценить по-разному. Можно считать их и галлюцинациями. Например, Иван Карамазов читает "Легенду о Великом Инквизиторе". Алеша спрашивает: "...что это такое? - прямо ли безбрежная фантазия или какая-нибудь ошибка старика, какое-нибудь невозможное qui pro quo? Прими хоть последнее, - рассмеялся Иван, - если уж тебя так разбаловал современный реализм (...). Это мог быть, наконец, просто бред, видение девяностолетнего старика перед смертью". Те, кто "разбалован современным реализмом", могут и "Розу мира" считать галлюцинацией.       - Можно по-модному сослаться на Юнга, в том смысле, что человек черпает из общечеловеческого подсознательного заключенные там архетипы.       - Можно опираться на традиционные религиозные точки зрения - как на это смотрел Даниил Андреев.       - Важно то, что речь идет о некоем непосредственном опыте, который рассказчик должен передавать. При этом возникает одна вечная трудность. Речь идет о чем-то типа перевода, но о проблеме гораздо более трудной, чем перевод. Речь идет не о переводе с одного языка на другой, а о том, чтобы передать впечатления из одной сферы переживаний средствами, заимствованными из другой сферы, совершенно несхожей с ней. В каком-то смысле это деятельность, обреченная на неудачу. Полной удачи здесь не может быть: то, что пережил автор, не может совпасть с тем, что испытывает читатель.       Такая трудность свойственна большинству подобных ситуаций, в очень широком диапазоне. Например, у Булгакова в "Мастере и Маргарите" Иешуа Га-Ноцри говорит: "Эти добрые люди - ничему не учились и все перепутали, что я говорил.