О Данииле Андрееве   ::   Шафаревич Игорь

Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной". Автор "Розы мира" сам неоднократно жалуется на трудность своей задачи. Прерывая себя, он сетует на то, как неадекватны возможности языка тем переживаниям, которые он хочет передать. Он говорит о черном или лиловом небе, называет странно звучащие имена, вроде "Уицраор" но не ясно даже, были ли его первоначальные переживания в форме красок и звуков? Мне кажется, что, лишь отдав себе отчет в этой принципиальной трудности, осознав, что мы как бы глядим на иной мир через замутненное стекло, можно правильно почувствовать "Розу мира", отсеять искажения картины, возникающие из-за непрозрачности стекла.       Так, в "Розе мира" чувствуется наследие стандартных взглядов интеллигенции начала века. Например, если не симпатия, то всепрощение по отношению к революционерам террористического направления. Теперь-то мы знаем, что это такое - террористы. Для нас это убийцы, которые являются ущербными людьми, в них отсутствуют какие-то нормальные человеческие запреты, которые не дают здоровому человеку идти на такое зло. Унаследовано и раздражение, ненависть интеллигенции к русскому государственному строю: это концепция, согласно которой в основе всех трагедий русской истории лежит гипертрофия государственной власти, централизации и усиления русской власти... - эти положения Даниила Андреева трудно соотнести с глубиной всего остального. О них, может быть, не стоило бы и говорить, если бы хулители России, "русохулы" не переняли эту точку зрения. Они очень любят ею пользоваться. По-видимому, из всего Даниила Андреева они восприняли только ее, более высокий уровень его концепции они не способны оценить...       Этих проблем нет в его поэзии, хотя сочетание с "Розой мира" дает новое измерение тому миру, который в ней описан.       В качестве примера я приведу одно его стихотворение, "Гипер-пеон". Оно посвящено все той же проблеме поиска формы для выражения духа нашего времени. Стихотворение говорит о том, что новая эпоха, в которую мы попали, провалились, не может быть постигнута при помощи познавательного аппарата нашей цивилизации. Нужны новые концепции, мысли, совершенно новый строй сознания. Д. Андреев сравнивает это с новым стихом, который можно создать, новым ритмом.       Замечу, что некоторые историки (например, Арнольд Тойнби в его многотомном "Исследовании истории") определяли конечную цель изучения истории как выявление некоего ее скрытого ритма, отражающего ритм космоса.       Андреев говорит:

Не подскажут мне закатившиеся эпохи

Злу всемирному соответствующий размер,

Не помогут во всеохватывающем вздохе

Ритмом выразить величайшую из химер.

      И далее:

Я работаю, чтоб улавливали потомки

Шаг огромнее и могущественнее, чем людской.

Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалах

Была тяжесть, как во внутренностях земли,

Ход чудовищ, необъяснимых и небывалых,

Из-под магмы приподнимающихся вдали.

      То есть он рисует картину каких-то геологических катаклизмов, выпустивших на свет чудовищ, скрывавшихся в недрах земли. Обращаясь к новому стиху, - "Сверх-пеону", автор восклицает:

Наши судороги под расплющивающей пятою,

Наши пытки и наши казни запечатлей!

И свидетельство о склонившемся к нашим мукам

Темном демоне, угашающем все огни,

Ты преемникам - нашим детям и нашим внукам

Как чугунная усыпальница, сохрани.

      Я до сих пор помню, как впервые читал это. стихотворение. Когда я дошел до "склонившемся к нашим мукам", то мысль, забегая вперед, рисовала что-то вроде образа плачущей Богородицы, и он казался мне очень трогательным, сильным. Но образ "темного демона, угашающего огни", был совершенно неожиданным и поразил меня.