Полвека с небом   ::   Савицкий Евгений Яковлевич

Еще немного — и немец окажется в перекрестии прицела… Огонь! «Мессер» задымил и стал уходить со снижением… Может, доберется до аэродрома, а может, и нет. Я таких на свой счет не записываю… Воспользовавшись моментом, когда я выходил из атаки, еще один «мессер» норовит сесть мне на хвост. Не выйдет! У «яка» радиус виража меньше, да и на вертикаль он идет легче любого «мессершмитта». Вот и оторвался! Теперь сверху можно оглядеться, что вокруг происходит. Того, что дымил, не видно. Остальная тройка тоже куда-то исчезла, видать, ищет работенку полегче. А вот и Самойлов! Пристраивается ко мне сзади. Можно на мгновение перевести дух…

Нет ничего хуже для летчика-истребителя, когда противник переиграет его и зайдет ему в хвост. Такое трудно забыть, трудно простить себе. Если, конечно, останешься жив. Иные корят себя в мыслях подолгу, чувствуя при малейшем напоминании краску стыда. Хотя, казалось бы, что здесь особенного?! Бой есть бой. В бою всегда кто-нибудь побеждает, а кто-то проигрывает. Иначе не может быть.

И все же рассуждать — одно, а самому оказаться в подобном положении — совсем другое. Не знаю, как бы сам я воспринял все это, но, по счастью, судьба пока меня миловала — судьба или опыт. По крайней мере, до сего дня за все воздушные бои, в которых мне уже довелось принимать участие, ни одному вражескому истребителю ни разу еще не удалось сесть мне на хвост. Пробоины от самолетных пушек или от зениток — другое дело. От этого никто не застрахован.

В тот раз произошло нечто похожее. «Мессеру», пытавшемуся зайти мне в хвост, я влепил, а вот от огня воздушных стрелков Ю-87 не уберегся. Да и немудрено. Воздушные стрелки с «лаптежников» такой со страху огневой заслон поставили, будто несколько батарей «эрликонов» с собой в воздух затащили…

Когда мы с Самойловым вновь нагнали колонну «юнкерсов», схватка основной группы «яков» с вражескими истребителями прикрытия подходила к концу — воздушный бой скоротечен! — и помощи нашей вроде не требовалось. Зато фашистские бомбардировщики шли теперь без прикрытия, и мы с Самойловым с ходу пикируем на колонну.

Враг встретил нас сплошной стеной огня. Воздушные стрелки «юнкерсов» старались вовсю: иного выхода у них попросту не было, «мессершмиттам» прикрытия хватало сейчас и своих забот.

Вдавив гашетку, я видел, как загорелся один бомбардировщик, вслед за ним тут же задымил второй. Выходя из атаки, я краем глаза заметил в боевом развороте двух «яков»: разделавшись с «мессерами», ребята спешили на выручку. Колонна «юнкерсов», разваливаясь на глазах, теряла строй. Порядок, подумалось мне, сейчас начнут подтягиваться и остальные, а там, глядишь, и подкрепление подойдет…

И вдруг в наушниках шлемофона послышался голос ведомого:

— Горишь, «Дракон»! Справа пламя. Прыгай!

«Нарвался все-таки! — пронеслось в голове. — Досадно…»

Под крылом свинцовой рябью расстилалось море. Ветер гнал к берегу невысокую волну. Прыгать рано, решил я. Надо постараться подойти как можно ближе к тому участку берега, где располагались наши войска. В кабине уже изрядно тянуло гарью, от дыма начали слезиться глаза, но высоты у меня еще было около полутора тысяч метров, и мотор пока тянул. Вдобавок помогал ветер. Более сильный здесь, наверху, он дул туда же, куда стремился и я. «В общем, какое-то время продержусь», — скользнуло как бы краем сознания.

Ведомый увязался за мной. Он шел сбоку и выше, видимо решив сопровождать меня до конца. В этом, конечно, был смысл. Немцы охотно расстреливали выбросившихся с парашютом летчиков в воздухе. Да и в случае моего удачного приземления не худо засечь место — проще найти потом. Но горючего у Самойлова, по моим расчетам, оставалось в обрез.