Разбитая ваза   ::   Стаут Рекс

 – Это его почерк?

Бек взял листок и стал всматриваться в него. Наступила почти полная тишина, лишь из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса и звуки. Он провел по глазам тыльной стороной ладони и снова обратился к записке. Губы его неслышно шевелились. Потом он поднял глаза на присутствующих и тихим, дрожащим голосом спросил:

– Знаете, что он нам пишет? – Он потряс запиской. – Я принадлежу к ним, правда? К друзьям, которые верили в него? Я вас спрашиваю! Вы знаете…

По щекам его скатились две слезинки, и он не смог продолжать.

– Мистер Бек! – резко сказал капитан. – Я задал вам вопрос. Это почерк Тьюсара?

Он протянул руку и забрал у него записку.

Бек кивнул, снова вытер глаза и крикнул:

– Да! Разумеется, его!

– Благодарю вас. – Капитан спрятал листок в карман. – Еще несколько вопросов – и все. Кто-нибудь из присутствующих был в этой комнате, когда Тьюсар покинул сцену и прошел в гримерную?

– Я, – снова заговорил Бек.

– Вы видели, как он вошел в гримерную?

– Да. – Голос Бека был сдержаннее. – Я был неподалеку, я пришел сюда после Лало. Не выдержал и ушел.

Я вошел в гримерную и снова вышел, когда он появился, я был здесь.

– Зачем вы заходили в гримерную?

– Я хотел взглянуть на футляр от скрипки.

– Зачем?

– Хотел убедиться. Мне показалось, что он играет не на своей скрипке.

Раздался ропот, люди зашевелились, и Бек с вызывающим видом окинул присутствующих.

– Я до сих пор так считаю!

– Почему? – нахмурился капитан.

– Звук! Боже мой, слух у меня есть, как вы думаете?

– Вы хотите сказать, скрипка звучала иначе? А что, у Тьюсара была какая-то особенная скрипка?

– Страдивари. И не просто Страдивари, а Страдивари-Оксмана. Этого вам достаточно?

– Не знаю. Тьюсар принес скрипку с собой, когда ушел со сцены?

– Разумеется. Я окликнул его, но он мне не ответил и даже не остановился. Не взглянув на меня, он вошел в гримерную и закрыл за собой дверь. Я хотел войти, еще раз окликнул его, но он велел мне не входить. Я решил оставить его ненадолго одного, тут пришли мисс Моубрей, мистер Кох и мистер Данхэм, а потом и остальные.

– Когда вы вошли в гримерную взглянуть на футляр, там был кто-нибудь?

Бек уставился на него:

– Был?.. Разумеется, нет!

– Пистолета в гримерной вы не заметили?

– Нет, не заметил. Но пистолет лежал в кармане его пальто – по крайней мере, в последнее время так было.

После его концерта в пользу Чехословакии, когда он стал получать письма с угрозами, он не расставался с пистолетом. Я говорил ему, что это глупо, но он не слушал меня.

– Понятно, – капитан кивнул, – значит, пистолет принадлежал ему. Вы сказали, что после Тьюсара пришла мисс Моубрей. Кто она такая?

– Аккомпаниатор Тьюсара.

– Вот мисс Моубрей, – раздался резкий голос, – и пора бы ее отпустить домой. Она не в состоянии отвечать на кучу излишних вопросов.

Красивый, темноглазый и темноволосый человек, в вечернем костюме, не менее элегантный, чем Адольф Кох, но молодой, стройный, со спортивной фигурой, держал руку на спинке стула, на котором сидела Дора Моубрей. В его тоне звучало если не высокомерие, то по крайней мере создавалось впечатление, что, будь у него время и желание, он, пожалуй, и свою бабушку стал бы учить есть с ложечки. Взоры всех присутствующих обратились к нему.

– Будьте добры, ваше имя? – осведомился капитан.

– Меня зовут Перри Данхэм. Незачем допрашивать мисс Моубрей. Она уже один раз здесь теряла сознание.

Мы видели с ней, как застрелился Ян.

– Ах, вот как?!

– Да, и это может подтвердить большинство присутствующих. Когда я пришел сюда, мисс Моубрей и мистер Кох уже были здесь, а вскоре собрались и все остальные.

Все громко удивлялись тому, что произошло с Яном. Двое или трое попытались войти в гримерную, но он крикнул, чтобы к нему не входили.