Сосунок   ::   Круглов Александр

---------------------------------------------

Круглов Александр

Сосунок



Александр Круглов

Сосунок

Трилогия участника Отечественной войны Александра Круглова включает повести "Сосунок", "Отец", "Навсегда", представляет собой новое слово в нашей военной прозе. И, несмотря на то что это первая книга автора, в ней присутствует глубокий психологизм, жизненная острота ситуаций, подкрепленная мастерством рассказчика.

Незабвенной Люсеньке -

жене и матери, человеку и гражданину -

посвящаю эту книгу.

До конца августа сорок второго по всему Кавказскому фронту шли непрерывные упорные бои. Фашисты рвались к нефти, к богатствам Советского Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, на соединение с армией союзнической Турции.

В эту грандиозную операцию под кодовым названием "Эдельвейс" гитлеровцы бросили танков в девять раз больше, чем здесь было у нас, самолетов -- в восемь, артиллерии -- в два. И даже в солдатах был у них полуторный перевес.

(Из истории Великой Отечественной войны).

И дрогнули наши у небольшого горного городка Малгобек. И побежали -нервишки у кого послабей. Те в основном, которых лишь накануне второпях призвали в армию и сразу, не успев научить воевать, направили в маршевый полк; трехлинейку, подсумок с патронами в зубы -- и в бой.

На беду свою драпали вниз по овражку. Нарвались как раз на капэ.

Оттуда -- штабные.

-- Стой!-- во всю глотку.-- Назад!

Какое там... Бегут -- кто в одиночку, кто по двое, по трое, целыми группками. Что им штабные? Эти лишь пистолетами машут, кричат -- пусть не поместному, непонятно тоже, но все же привычно, по-русски. А немцы -- как лают: отрывисто, жутко, хуже собак. В полный рост в атаку идут, поливая из автоматов свинцом прямо от бедер, кромсают в ошметья снарядами, танками давят. Страшнее фашистов сейчас зверя нет.

И тогда из командного пункта (в три наката блиндаж, сверху слой сухого летнего дерна) выскочил сам комполка.

-- Назад!-- взревел.-- Убью! Ни шагу назад!

Все одно... Бегут ошалевшие, все позабыв, не чуя ног под собой.

И -- две шпалы в петлицах, высоченный, плотный и грузный, словно бетонная балка в плечах,-- подняв над головой "тэтэ", давай остервенело стрелять. Широкое, блином лицо его налилось, храп изо рта, трехэтажный яростный мат.

Видя, как решительно действует батя, и штабные последовали за ним. Особенно старался невысоконький, полненький, в новенькой шерстяной гимнастерке и очках на темных суетливых глазах.

-- В окопы! Назад!-- повторяя за комполка, рвал он истошно свою охрипшую командирскую глотку.-- Ни шагу назад!-- так же размахался вовсю пистолетом.

Стреляли и здесь.

Беглые дрогнули, заметались растерянно. И повернули обратно. А кто, вконец одурев, залег прямо здесь, у капэ, на избитой и тут снарядами, минами, пулями голой иссохшей земле. Иные даже успели свалиться в траншеи охраны штаба полка. И, как палки, выставили в беспамятстве в сторону наседавших немцев дрожавшие в руках винтовки. Хоть немного, а все-таки дальше от переднего края. Там -- сплошная стальная метель, валят стеной на тебя фашисты проклятые. Там кровь, страдания, смерть.

Ваня Изюмов пораженно смотрел на то, как возвращали в траншеи бегущих. Вспомнил расстрел дезертира на марше. Как и тогда, снова леденящий ужас пронял, пот холодный -- от макушки до пяток, стал белым как мел, опять неудержимо мелко затрясся. Невольно вжался всем телом в земляную отвесную стену окопа, ухватился за нишку, что сам своей солдатской алюминиевой ложкой выскреб под пару лимонок и обоймы с патронами. Замер. Затих. Онемел.

"Господи! Что же это такое?-- так и билось, и билось в потрясенном юном мозгу.-- Как же так можно? Чтобы свои стреляли своих! Да нет же, нет! Да не может этого быть!"

Но это было...