1920 год   ::   Шульгин Василий Витальевич

Поэтому в высшей степени важно для нашего будущего правдивое изображение того, что сейчас происходит перед нашими глазами.

Разумеется, время для изображения пашей трагедии во всем ее объеме, так сказать, с журавлиной высоты, еще не наступило. Невозможно, с другой стороны, пока и интимное изображение нашей жизни, т. е. как мы любили, ненавидели, страдали и радовались - ключ, без которого, конечно, будущие историки ничего не поймут. Или поймут вкривь и вкось, как это они всегда и делают...

Но можно и должно записывать то, что каждый из нас видел воочию. И можно рассказать свои переживания постольку, поскольку индивидуальность автора терпит публичное раздевание.

Настоящий очерк и представляет опыт записать в этих пределах "кусочки жизни", пробежавшие пород моими глазами. Я выбрал 1920 год, как ближайший... Если из этого что-нибудь выйдет, вероятно, перейду к временам, более отдаленным.



Новогодняя ночь

Вечером 31 декабря 1919 года я был у А. М. Драгомирова. Мы сидели с ним вдвоем в его вагоне, в его поезде. Поезд стоял в порту, в Одессе. Днем из окон видно было море. Дальше поезду некуда было идти.

Он сказал:

- Я все-таки убежден, что сопротивление начнется... Сейчас есть еще кое-что... Но когда останется только смерть в бою или смерть в воде - будет вспышка энергии ... Сейчас вся масса хочет одного - уходить ... Но когда некуда будет уходить? Неужели же не проснется решимость? Вы как думаете?

- Я все надеюсь, что еще здесь начнется... Потому что и здесь ведь уже некуда уходить. Ведь вся эта масса, что сюда отступает, она же не сядет на пароходы и в Крым не попадет. Следовательно, и ей придется выбирать между боем и морем. Беда только в том, что здесь совсем не то делается, что нужно.

- Вы думали, когда мы вышли из Киева, что будем сидеть с вами в порту в Одессе?

- Нет, я почему-то думал, что мы задержимся около Казатина... Но я понял положение, когда мы получили в Якутском полку приказ - это было, кажется, где-то около Фастова... Я тогда же развил своим молодым друзьям называемую "крымскую теорию" ...

- Это что?

- Крымская теория - это реставрация до-екатерининских времен... Сидел же хан столетия в Крыму. Благодаря Перекопу, взять его нельзя было, а жил он набегами... Он добывал себе набегами "ясырь", то есть живой товар - пленных, а мы, засев в Крыму, будем делать набеги за хлебом. Впрочем, и "ясырь" будем брать... для "пополнений" ... Вы уезжаете в Севастополь?

- Я каждый день "уезжаю", но пока что еще не уехал, потому что пароход все задерживается. Здесь я ничем не могу помочь. Скорее я только мешаю ... Я легко могу прослыть центром каких-нибудь интриг... чего я вовсе не желаю. "Главноначальствующий областью" без "области" - фигура неудобная... Ну, а скажите, очень ругают?

- Вас? Ругают, конечно... При этих обстоятельствах это неизбежно. Одни бранят вас за то, что "допустили" погромы, а другие за то, что вы не позволили "бить жидов"... Конечно, вы взяли миллионы за последнее...

- Неужели и это говорят?

- Говорят... Вас это удивляет? А я привык... Меня столько раз "покупали" жиды, немцы, масоны, англичане, - что это меня не волнует... Но больше всего, конечно, зла гвардия...

- За что? За мой приказ? Вам он известен?

- Да... Вы, покидая "область" и сдавая командование, благодарите войска и затем кончаете, приблизительно, так: "не объявляю благодарности" ... первое волчанцам, за всякие безобразия, а на втором месте стоит в приказе гвардия, которая "покрыла позором свои славные знамена грабежами и насилиями над мирным населением". Что-то в этом роде ...

А. М. Драгомиров человек очень добрый. Но у него бывают припадки гнева. Так было и сейчас.

- Я об этом не могу спокойно говорить... Я с очень близкими людьми перессорился из-за этого. Я пробовал собрать командиров полков, уговаривал, взывал к их совести. Но я чувствую, что не понимают.