Борис Годунов   ::   Пушкин Александр Сергеевич

Да здравием цветет его семья,

Да осенят ее драгие ветви

Весь мир земной – а к нам, своим рабам,

Да будет он, как прежде, благодатен,

И милостив и долготерпелив,

Да мудрости его неистощимой

Проистекут источники на нас;

И, царскую на то воздвигнув чашу,

Мы молимся тебе, царю небес.

Ш у й с к и й (пьет).

Да здравствует великий государь!

Простите же вы, гости дорогие;

Благодарю, что вы моей хлеб-солью

Не презрели. Простите, добрый сон.

(Гости уходят, он провожает их до дверей.)

П у ш к и н.

Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить.

Ш у й с к и й (слугам).

Вы что рот разинули? Всё бы вам господ подслушивать. – Сбирайте со стола да ступайте вон. – Что такое, Афанасий Михайлович?

П у ш к и н.

Чудеса да и только.

Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне

Из Кракова гонца прислал сегодня.

Ш у й с к и й.

Ну.

П у ш к и н.

Странную племянник пишет новость.

Сын Грозного.... постой.

(Идет к дверям и осматривает.)

Державный отрок,

По манию Бориса убиенный....

Ш у й с к и й.

Да это уж не ново.

П у ш к и н.

Погоди:

Димитрий жив.

Ш у й с к и й.

Вот-на! какая весть!

Царевич жив! ну подлинно чудесно.

И только-то?

П у ш к и н.

Послушай до конца.

Кто б ни был он, спасенный ли царевич,

Иль некий дух во образе его,

Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,

Но только там Димитрий появился.

Ш у й с к и й.

Не может быть.

П у ш к и н.

Его сам Пушкин видел,

Как приезжал впервой он во дворец

И сквозь ряды литовских панов прямо

Шел в тайную палату короля.

Ш у й с к и й.

Кто ж он такой? откуда он?

П у ш к и н.

Не знают.

Известно то, что он слугою был

У Вишневецкого, что на одре болезни

Открылся он духовному отцу,

Что гордый пан, его проведав тайну,

Ходил за ним, поднял его с одра

И с ним потом уехал к Сигизмунду.

Ш у й с к и й.

Что ж говорят об этом удальце?

П у ш к и н.

Да слышно он умен, приветлив, ловок,

По нраву всем. Московских беглецов

Обворожил. Латинские попы

С ним заодно. Король его ласкает,

И говорят, помогу обещал.

Ш у й с к и й.

Всё это, брат, такая кутерьма,

Что голова кругом пойдет невольно.

Сомненья нет, что это самозванец,

Но, признаюсь, опасность не мала,

Весть важная! и если до народа

Она дойдет, то быть грозе великой.

П у ш к и н.

Такой грозе, что вряд царю Борису

Сдержать венец на умной голове.

И поделом ему! он правит нами,

Как царь Иван (не к ночи будь помянут).

Что пользы в том, что явных казней нет,

Что на колу кровавом, всенародно

Мы не поем канонов Иисусу,

Что нас не жгут на площади, а царь

Своим жезлом не подгребает углей?

Уверены ль мы в бедной жизни нашей?

Нас каждый день опала ожидает,

Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,

А там – в глуши голодна смерть иль петля.

Знатнейшие меж нами роды – где?

Где Сицкие князья, где Шестуновы,

Романовы, отечества надежда?

Заточены, замучены в изгнаньи.

Дай срок: тебе такая ж будет участь.

Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,

Осаждены неверными рабами;

Всё языки, готовые продать,

Правительством подкупленные воры.

Зависим мы от первого холопа,

Которого захочем наказать.

Вот – Юрьев день задумал уничтожить.

Не властны мы в поместиях своих.

Не смей согнать ленивца! Рад не рад,

Корми его; не смей переманить

Работника! – Не то, в Приказ Холопий.

Ну, слыхано ль хоть при царе Иване

Такое зло? А легче ли народу?

Спроси его. Попробуй самозванец

Им посулить старинный Юрьев день,

Так и пойдет потеха.

Ш у й с к и й.

Прав ты, Пушкин.

Но знаешь ли? Об этом обо всем

Мы помолчим до времени.

П у ш к и н.

Вестимо,

Знай про себя. Ты человек разумный;

Всегда с тобой беседовать я рад,

И если что меня подчас тревожит,

Не вытерплю, чтоб не сказать тебе.

К тому ж твой мед, да бархатное пиво

Сегодня так язык мне развязали....

Прощай же, князь.