Из военных стихов   ::   Деген Ион

Не стал просветителем женщины старой,

И молча, не веря лубочному вздору,

В планшет положил я ненужный подарок.

Другому я богу молился в ту пору.

Устав от убийства, мечтая о мире,

Средь пуль улюлюканья, минного свиста

В тот час на планшет своего командира,

Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.

И снова бои. И случайно я выжил.

Одни лишь увечья – ожоги и раны.

И был возвеличен. И ростом стал ниже.

Увы, не помог образок Иоанна.

Давно никаких мне кумиров не надо.

О них даже память на ниточках тонких.

Давно понимаю, что я – житель ада.

И вдруг захотелось увидеть иконку.

Потёртый планшет, сослуживец мой старый,

Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.

Я всё обыскал, всё напрасно обшарил.

Но нету иконки. Но нет Иоанна.

Ноябрь 1956 г.



***

Разговор с моей старой фотографией

Смотришь надменно? Ладно, я выпил.

Мне сладостно головокружение.

Швырнул к чертям победителя вымпел,

Поняв, что сижу в окружении.

Выпил и сбросил обиды тонны.

И легче идти. И не думать – к цели ли.

Эмблемы танков на лейтенантских погонах

Дула мне в душу нацелили.

Думаешь, что ты честнее и смелей,

Если ордена на офицерском кителе?

А знаешь, что значит боль костылей,

Тем более – "врачи-отравители"?

А что ты знаешь о подлецах,

О новом фашистском воинстве,

Которое, прости, не с того конца

Судит о людских достоинствах?

Верный наивный вояка, вольно!

Другие мы. Истина ближе нам.

Прости меня, мальчик, очень больно

Быть без причины обиженным.

Но стыдно признаться: осталось что-то

У меня, у прожжённого, тёртого,

От тебя, лейтенанта, от того, что на фото

Осени сорок четвёртого.

1962 г.



***

Я весь набальзамирован войною.

Насквозь пропитан.

Прочно.

Навсегда.

Рубцы и память ночью нудно ноют,

А днём кружу по собственным следам.

И в кабинет начальства – как в атаку

Тревожною ракетой на заре.

И потому так мало мягких знаков

В моём полувоенном словаре.

Всегда придавлен тяжестью двойною:

То, что сейчас,

И прошлая беда.

Я весь набальзамирован войною.

Насквозь пропитан.

Прочно.

Навсегда.

1963 г.



Фронтовые дороги

Грунтовые, булыжные – любые,

Примявшие леса и зеленя,

Дороги серо-голубые,

Вы в прошлое уводите меня.

Вы красными прочерчены в планшетах –

Тем самым цветом – крови и огня.

Дороги наших судеб недопетых,

Вы в прошлое уводите меня.

В пыли и дыме, злобою гонимы,

Рвались дороги в Кенигсберг и в Прагу.

Дороги были серо-голубыми,

Как ленточки медали "За отвагу".

1970 г.



***

Я изучал неровности Земли –

Горизонтали на километровке.

Придавленный огнём артподготовки,

Я носом их пропахивал в пыли.

Я пулемёт на гору поднимал.

Её и налегке не одолеешь.

Последний шаг. И всё. И околеешь.

А всё-таки мы взяли перевал.

Неровности Земли.

В который раз

Они во мне как предостереженье,

Как инструмент сверхтонкого слежения,

Чтоб не сползать до уровня пролаз.

И потому, что трудно так пройти,

Когда "ежи" и надолбы преграды,

Сводящие с пути, куда не надо,

Я лишь прямые признаю пути.

1970 г.



Долгое молчание

Стихи на фронте. В огненной реке

Не я писал их – мной они писались.

Выстреливалась запись в дневнике

Про грязь и кровь, про боль и про усталость.

Нет, дневников не вёл я на войне.

Не до писаний на войне солдату.

Но кто-то сочинял стихи во мне

Про каждый бой, про каждую утрату.

И в мирной жизни только боль могла

Во мне всё том же стать стихов истоком.

Чего же больше?

Тягостная мгла.

И сатана во времени жестоком.

Но подлый страх, российский старожил,

Преступной властью мне привитый с детства,

И цензор неусыпно сторожил

В моём мозгу с осколком по соседству.

В кромешной тьме, в теченье лет лихих

Я прозябал в молчании убогом.

И перестали приходить стихи.