Казанский университет   ::   Евтушенко Евгений Александрович

И с ухваткою мастерового

примет Пешков тот крест на себя,

и он в люди отдаст свое слово,

на дорогу его осеня:

"Отдаю тебя, слово, в люди,

словно душу и плоть мою.

Отдаю тебя, слово, вьюге,

в руки белые отдаю.

Я ли, слово, тебя не холил

и у сердца не грел своего?

Но выталкиваю на холод,

чтобы ты не боялось его.

Там, за дверью моею, - злоба,

там и слава, как западня,

но ты выросло, мое слово,

и уже проживешь без меня.

Ты не будь перед барами в страхе,

уступать этим харям грешно,

и во прахе или на плахе

ты веди себя хорошо!

Околоточным не поддайся

и с лакеями не кумись.

В морду вмажут - а не продайся,

медом смажут - а не купись!

И, как нового гражданина,

не суля несмышленышу рай,

воспитай, мое слово, сына

и опять его в люди отдай!"

15. ШПИК

Если царь был первый сыщик в государстве,

то каждый желавший сделать карьеру

становился сыщиком, - и канцелярии Российских

университетов фактически превратились в

отделения жандармских управлений.

Из воспоминаний профессора

Н. Н. Фирсова

Пока крамольничали лодыри

эх, на язык бы им типун!

топтал у окон снег до одури

Его Величества топтун.

С глазами песьими, скулежными,

с продрогшим в варежке свистком,

в казенных чесанках с галошами,

он сам крамольничал тайком.

И, с бульбой носа помидорного,

припоминал, страдая, страж

вальяж Матрены Дормидонтовны,

не умещавшийся в трельяж.

Припоминал стерлядку жирную

и самовитого сига,

и политическою жертвою

охранник чувствовал себя.

Ну а зубровочка, рябиновка,

ну а груздочки - каково!

И клял правительство родимое

личарда преданный его.

Он рассуждал, соплю прикусывая,

как будто свисший сталактит:

"Пусть лучше будет революция,

но лишь бы не радикулит".

И сыпанул бы рысью с искрами,

когда б не схвачен был уздой,

шпик - самовластия российского

так неустойчивый устой.

Но с орденами, словно с цацками,

за ним самим следить должны,

топтали Русь министры царские

в хорьковых шубах топтуны.

И величаво, как приличествует,

в почтенном облаке седин

топтал страну Его Величество

топтун под номером один.

Они следили за смутьянами,

давя зеленые ростки,

и за Володею Ульяновым,

как за врагом всея Руси.

О вы, топтавшие отечество!

Вас нет, а он сегодня встал

в тужурке бронзовой студенческой,

"смутьян", взойдя на пьедестал.

Так, предвкушая с маком бублички

и то селянку, то блины,

места для памятников будущего

вытаптывали топтуны.

16. СХОДКА

Собрало нас сюда не что иное, как

сознание невозможности всех условий, в

которые поставлена русская жизнь вообще

и студенческая в частности...

Из петиции казанских студентов

4 декабря 1887 года

В Москве или Казани,

нафабривши усы,

преподают казаки

историю Руси.

Студентов кони давят,

и, сжата в пятерне,

нагайка смачно ставит

отметки на спине.

И что призыв к прогрессу,

и что наивный бунт,

когда в нагайке весу,

пожалуй, целый фунт.

Нагаечка, нагайка,

казаческая честь.

В России власть - хозяйка,

пока нагайка есть.

И против нагаек,

штыков,

государственной страшной махинищи

студенты,

мальчишечки.

Но если боится чего-то

такая махина,

то, значит, лишь сверху тверда,

а внутри - как мякина.

От страха

в ручищах лабазников ломы и гири.

От страха - цензура,

от страха - остроги Сибири.

Боятся суков,

на которых сидят,

своих же шпиков

и своих же солдат.

И Зимний дворец

как штыками утыканный торт,

где морды сидят

за оградой из морд.