Сделка   ::   Коллинз М

- Я знаю, - улыбаясь, сказала она. - Вы - ПФС, рядовой первого класса. Это дает вам много преимуществ здесь, поверьте мне. Вы, ребята, для нас верх совершенства, не забывайте это.

Из жалости она сказала это или нет, но слышать было приятно.

- Спасибо, - сказал я.

- Вы упомянули пальмы?

- Да?

- Три дня назад вы были на Гавайях. В Перл-Харбор, в морском госпитале. Там вы и видели пальмы.

- Спасибо.

Но подспудно я чувствовал, что видел пальмы не только на Гавайях.

Комната отдыха напоминала палубу авианосца: восемьдесят футов в длину и сорок - в ширину, точно. В основном, те же больничные бледно-зеленые стены вокруг безграничного пространства пола, выложенного пятнистым мрамором, на который давила массивная мебель - тяжелые деревянные столы, стулья, пианино. Казалось, двоим парням едва ли удалось бы сдвинуть с места самый маленький предмет из здешней меблировки. Во всяком случае, я так себе это представлял.

Я был в сумасшедшем доме.

Дьявол, а где я рассчитывал находиться? Я даже не знал собственного гребаного имени! Конечно, я знал, кто поет "Белое Рождество", потому что радиотрансляция была включена: Бинг Кросби. Я не был идиотом. Я знал название песни и имя певца. А теперь - самый каверзный для меня вопрос: кем, черт возьми, я был?

Если у меня и были сомнения насчет того, где я находился, то те живые мощи, что раскинулись на тяжелых стульях, развеяли их. Ввалившиеся щеки и ввалившиеся глаза. Ребят, которые там сидели, трясло, как танцовщиц непристойных танцев в притонах. Несколько парней с претензией на изысканность играли в карты и в шашки. А один, сидевший в углу, что-то спокойно выкрикивал. Хорошо, что я сдержал слезы. У меня и так хватало проблем, да еще эта небольшая деталь с определением личности.

Почти все парни курили. Мне безумно захотелось курить. Что-то во мне, что еще оставалось от моего разума, говорило, что я не курю. Но мне хотелось закурить. Я сел рядом с одним из ребят: его не трясло, и он не таращился в одну точку. Зато он курил и казался вполне нормальным: у него было загорелое круглое лицо с резкими чертами и каштановые волосы. Он сидел с правой стороны у окна. Это окно, как и другие окна, выходило на выцветшее здание из красного кирпича и было забрано решеткой.

Все точно, я был в сумасшедшем доме.

- Угостишь сигареткой? - спросил я.

- Конечно. - Он вытряхнул мне сигарету "Лаки". - Я - Диксон. А ты?

- Я не знаю.

Он дал мне прикурить.

- Не придуриваешься? Амнезия, да?

- Если это так называется.

- Да, именно так. У тебя ведь была малярия, не так ли, папаша?

"Папаша"? Неужели я выгляжу таким старым? Конечно, Диксону было лет двадцать, но тот, кто не служил, наверняка дал бы ему тридцатник.

- Да, - ответил я. - Она еще не прошла.

- Я слыхал, это настоящее проклятье. Жар, озноб. А что, черт возьми, у тебя еще какие-то другие ранения?

- Не думаю.

- А что это у тебя на башке?

Он имел ввиду мою перевязанную голову.

- Я сам это сделал. В одной больнице на Гавайях.

- Да?

- Да. Мне не понравилось то, что я увидел в зеркале.

- Мне это знакомо, - сказал он. Потом зевнул. - Похоже, ты поэтому в МО четыре.

- Что это?

- Мужское отделение, четвертый этаж. Всех неудавшихся самоубийц привозят сюда.

- Я не самоубийца, - сказал я, потягивая сигарету.

- Тогда не переживай. Здесь всего шесть этажей. Хуже на тех этажах, что у тебя над головой. Чем тебе будет лучше, тем ниже ты будешь спускаться. Доберешься до МО один, а уж там тебе будет хорошо, как дома, где бы он у тебя ни был.

- Где бы ни был, - согласился я.

- О! Извини. Я забыл.

- Я тоже.

Он усмехнулся и засмеялся.

- Да ты азиат!

Я понял, что он имел в виду, не знаю как, но я понял это.