Произведения 1925-1929 годов   ::   Волошин Максимилиан

Не бойся: здесь такие ж девы,

Как и ты. Мы в гости к вам пришли.

Подойди сама и расспроси их,

Кто они». Сначала Евдокия

Светлых юношей спросила: «Кто вы?»

— «Божьи ангелы». А после старцев…

«Я — Креститель. Я на Иордане

Господа крестил. И обезглавлен

Иродом». — «Я — Иоанн, любимый

Ученик. Мне дано Откровенье».

После к девам подошла по ряду.

Назвались святые девы Феклой,

Юлианией, Варварой, Пелагеей,

Ксенией, Ириной… Все двенадцать

Рассказали ей и жизнь, и муки,

Всё, как писано в Четьи-Минеях.

После с Серафимом все прощались,

Руку в руку с ним поцеловались.

И сказала Богоматерь: «Скоро,

Мой любимиче, ты будешь с нами».

Старец стал готовиться к отходу.

Телом одряхлел, ослабли силы.

Говорил: «Конец идет. Я духом

Только что родился. Телом — мертв».

Начал прятаться от богомольцев,

Издали и молча осеняя

Знаменьем собравшийся народ.

В Новый год был чрезвычайно весел,

Обошел во храме все иконы,

Всем поставил свечи, приложился,

С братией простился, ликовался,

Трижды подходил к своей могиле,

В землю всё смотрел, как бы ликуя.

После же всю ночь молился в келье,

Пел пасхальные веселые каноны:

«Пасха велия… Священнейшая Пасха!»

Духом возносясь домой — на небо.

И взнесенный дух не воротился в тело.

Умер, как стоял, — коленопреклоненный.

Только огнь, плененный смертной плотью,

Из темницы вырвавшись, пожаром

Книги опалил и стены кельи.

Но земли любимой не покинул

Серафим убогой после смерти.

Раз зимой во время снежной вьюги

Заплутал в лесных тропах крестьянин.

Стал молиться жарко Серафиму.

А навстречу старичок — согбенный,

Седенький, в лаптях, в руке топорик.

Под уздцы коня загреб и вывел

Сквозь метель к Дивеевским заборам.

«Кто ты, дедушка?» — спросил крестьянин.

— «Тутошний я… тутошний…» И сгинул.

А зайдя к вечерне помолиться,

Он узнал в часовне на иконе

Давешнего старичка и понял,

Кто его из снежной вьюги вывел.

Всё, с чем жил, к чему ни прикасался:

Вещи, книги, сручья и одежды,

И земля, где он ступал, и воды,

Из земли текущие, и воздух, —

Было всё пронизано любовью

Серафимовой до самых недр.

Всё осталось родником целящей,

Очищающей и чудотворной силы.

— «Тутошний я… тутошний…» Из вьюги,

Из лесов, из родников, из ветра

Шепчет старческий любовный голос.

Серафим и мертвый не покинул

Этих мест, проплавленных молитвой,

И, великое имея дерзновенье

Перед Господом, заступником остался

За святую Русь, за грешную Россию.

<1919, 1929 Коктебель>



ЗАКЛИНАНИЕ

Марусе



Закрой глаза и разум угаси.

Я обращаюсь только к подсознанью,

К ночному «Я», что правит нашим телом.

Слова мои запечатлятся крепко

И врежутся вне воли, вне сознанья,

Чтобы себя в тебе осуществить.

Творит не воля, а воображенье.

Весь мир таков, каким он создан нами.

Достаточно сказать себе, что это

Совсем легко, и ты без напряженья

Создашь миры и с места сдвинешь горы.

Все органы твои работают исправно:

Ход вечности отсчитывает сердце,

Нетленно тлеют легкие, желудок

Причастье плоти превращает в дух

И темные отбрасывает шлаки.

Яичник, печень, железы и почки —

Сосредоточия и алтари

Высоких иерархий — в музыкальном

Согласии. Нет никаких тревожных

Звонков и болей: руки не болят,

Здоровы уши, рот не сохнет, нервы

Отчетливы, выносливы и чутки…

А если ты, упорствуя в работе,

Физических превысишь меру сил, —

Тебя удержит сразу подсознанье.

Устав за день здоровым утомленьем,

Ты вечером заснешь без сновидений

Глубоким сном до самого утра.