Прощай, Робинзон!   ::   Кортасар Хулио

О нет! Эти люди мыслят и чувствуют иначе. У них совсем иные взгляды и заботы, им нас никогда не понять.

Робинзон. Или, наоборот, нам – их. Не знаю, не знаю. Я уже не в состоянии разобраться во всем этом, после того как вернулся на мой остров. Раньше мне все было ясно, Нора. Все для меня было просто. Вы читали мою книгу, правда? Ведь там на каждой странице можно найти слова благодарности Божьему Промыслу, мудрому порядку, который создал Великий Часовщик [4] , безупречной логике существования живых существ и вещей.

Нора. А мне больше всего понравилась глава, в которой вы спасаете жизнь Пятнице, и постепенно, ценой больших усилий, подымаете этого дикого каннибала до уровня цивилизованного человека.

Робинзон. Еще неделю назад мне тоже очень нравилась эта глава, Нора.

Нора (удивленно). А почему вдруг вы изменили свое мнение?

Робинзон. Потому что именно здесь я увидел, что все обернулось совсем по-другому. Вы вот говорите, что я вызволил Пятницу из тьмы каннибализма и поднял его до высот цивилизованного человека, то есть, христианина, а я уже целую неделю более всего ценю в Пятнице как раз то, что в нем еще осталось от каннибала… О, не пугайтесь, я имею ввиду его мироощущение, этакое нутряное дикарство.

Нора. Но это ужасно так думать!

Робинзон. Нет! Ужаснее задуматься над тем, кто есть мы: вы и я, вы – супруга заместителя начальника полиции и я – непрошенный гость Хуан-Фернандеса. С той минуты, как мы прибыли сюда, Пятница показывает мне то так, то эдак, что он может не подчиняться здешним порядкам, а я – нет. Я почти уверен, что сейчас, пока мы беседуем, к сожалению, как бы наспех, хотя у нас одни и те же причины для разочарования и грусти, мой Пятница со своим дружком Бананом весело проводят время на улице, ухаживают за девушками и берут от так называемого прогресса лишь то, что им интересно – ну скажем, магнитофон, баночное пиво и телевизионные шоу.

Веселая разноголосица и музыка большого народного гулянья.

Нора. Выходит, что у вашей книги совсем иной конец?

Робинзон. Да, Нора, совсем иной!

Нора. И получается, что этот верный и благодарный вам Пятница, которого вы обучили, как надо одеваться, пользоваться столовыми приборами, говорить по-английски, этот самый Пятница и должен был спасти вас, Робинзона Крузо, от одиночества. И Робинзона и, разумеется, меня, меня и всех, кто сейчас собрался в холле отеля, чтобы пить без особой охоты и видеть тоску в глазах друг друга.

Робинзон. Не знаю, Нора, мы не имеем права слишком преувеличивать… Я, как человек цивилизованный, не могу допустить и мысли, что такие люди, как Пятница и Банан могут сделать что-то ради моего блага, разве что служить мне… Однако…

Нора. Однако, мы вот сейчас глядим друг на друга с какой-то ностальгией в глазах. Я думаю, что мы будем так смотреть на любом острове планеты. (Резко.) Мне пора, мой муж ждет моего доклада.

Робинзон (горько). О нашем разговоре, Нора? Нора. О, нет! Такой разговор люди ведут с незапамятных времен и он не представляет ни малейшего интереса для моего мужа. А мой доклад, он на горячую тему – аборты и самоубийства на острове Хуан Фернандес. До свидания, Робинзон.

Робинзон (после паузы). И я так и не смогу погулять с вами по улицам этого города, Нора?!

Нора. Боюсь, нет, и это – жаль! Ну а вы привыкайте ездить в машинах с закрытыми окнами, видно вполне хорошо. Я уже почти привыкла. Для меня Хуан Фернандес – это, если хотите, какая-то вереница образов в рамках окна моей машины или просмотр слайдов. Прощайте, Робинзон!

Лейтмотив. Звяканье льда в бокале. Далекий шум города. Музыка народного гулянья. Радостные возгласы людей. Постепенно нарастает шум машин и гул аэропорта.

Громкоговоритель.