Возможны варианты   ::   Азерников Валентин Захарович

Это другим она не нравится, считают, что за прилавком одни жулики стоят. А я так думаю, что это еще неизвестно, где их больше – по какую сторону прилавка. Ладно, не обращайте внимания. Это я по горечи. Вы с кем разъезжаетесь – с мужем небось?

Галина Аркадьевна. Нет, с его мамой.

Женщина. Мужика, значит, не поделили. Тогда правильно. Так и надо. Свекровь, она все одно никуда не денется, а мужик – он и ручкой сделать может. Если сильно припечет.

Галина Аркадьевна. Дело не в «ручке». Просто тяжело все это. Меж двух огней.

Женщина. Правильно, правильно. Вы молодец, вы мужика-то берегите. А то потом спохватишься – поздно будет. Я раньше тоже так думала, как все, – подумаешь, делов-то. Раньше, бывало, соберемся после смены – чайку попить или чего покрепче, и начинается – а у меня, а мой – и пошло-поехало. Послушать, так выходит, все с бегемотами живут, не иначе. Чего, спрашивается, живут, если так плохо. А попробуй отними этого бегемота – горло перегрызут. Что ты! Правда, потом, когда годиков-то поприбавилось, поутихли немного. А может, чего понимать больше стали. Я раньше своего и вовсе не понимала – сидит себе и сидит. Тихо так сидит и куда-то в себя смотрит, будто видит там чего. Я злилась, конечно, чего это он там, в себе, разглядывает, чего я не знаю. Он у меня ведь вообще такой – из интеллигентных. У него отец доцент и мать тоже – переводчица. И они, конечно, против меня были жутко как. Когда он со мной сошелся, они вроде как от дома его отлучили, не разговаривали. Ну кто я – продавщица простая, разве пара ему. А у меня ведь еще и ребенок от первого мужа, мальчуган. А он взял да назло им и говорит: давай, говорит, распишемся и ребенка, говорит, давай усыновлю. А я же вижу, что он просто назло им, по горячке, и не соглашаюсь. Живи, говорю, так, чем тебе плохо. А он – да нет, говорит, не плохо, но по-свински получается, не люблю я, мол, этого. Он не любит. Но я держу характер, ни в какую, значит. А он еще больше распаляется, в азарт вошел. Ну и хорошо, думаю, ну и пусть, крепче любить будет. Да честно говоря, даже и не знаю теперь, хотела ли штамп ставить. И хотела вроде, и боялась. Сглазить боялась. У нас и так все хорошо было. Всю дорогу. И чем дальше, тем все лучше. А потом вдруг как гром… Ну, побаливало немного, думали, может, аппендицит какой или там язва. А тут как раз вызывают в поликлинику. Я сначала не поняла – куда и зачем, написано, кабинет такой-то. Прихожу, а это онкологический. Вы, спрашивают, жена такого-то? А я и не знаю, что сказать. Какая, говорю, жена, мы не расписаны. А он назвал вас, говорят, как жену. Ну, говорю, раз назвал, значит, так и есть. Ну она и выкладывает все мне. И говорит – без операции никак. Да и с операцией. Запущено больно. Но все равно, говорит, попробовать надо. Шанс, говорит, есть. Помогите нам уговорить его, он не хочет ложиться в больницу. Они ж ему не сказали полностью, в чем дело. Сказали, мол, просто какая-то киста безобидная. Мол, чик ее – и все. Но он понял, конечно, все, он у меня вообще очень про все понятливый. Я сначала проревела сутки, отгул даже взяла, его к себе отправила, у него своя квартира, чтоб не видел, в каком красивом я виде. А на другой день завела вроде бы так, к слову, разговор про больницу, и так все – шуткой, шуткой, вроде бы я тоже думаю, что просто пустяки все это, а не операция, как родинку удалить. Говорю ему – хочешь, я тоже за компанию лягу, у меня под лопаткой родинка большая. А он и говорит – я, говорит, лягу в клинику при одном условии – если ты со мной распишешься и обменяешь две наши квартиры на одну. Я ему говорю, что, если не дай бог что, то мне ничего и не надо. Мне и раньше ничего твоего не надо было, кроме тебя самого. А он мне: непутево жил с тобой, хоть после жизни от меня какой толк будет… Это утром было, а с обеда мне на работу.