Александровский цад   ::   Пиманов Алексей Викторович

А Таньку и Лешку Варфоломеев любил как своих собственных детей, которых у пего никогда и не было. К нему они могли прибегать в любое время дня и ночи. Его рассказы всегда слушали, открыв рот, а знал Варфоломеев о Кремле, его истории, обитателях и закоулках буквально все.

В этот день ребята слушали легенду о библиотеке Грозного.

– … Зачем монах попытался выкрасть один из старинных манускриптов, теперь уже никто не узнает. – Голос Варфоломеева, как всегда, был мягким и завораживающим. – Только поймали его, и приказал Малюта Скуратов монаха замуровать, причем рядом со спрятанными сундуками с книгами. Плач, а потом и стоны доносились из-за стены еще много дней. А через год спустившийся в подземелье Грозный вдруг вскрикнул, указав сопровождавшим его опричникам на ту самую стену, за которой исчез навсегда монах. По старой кирпичной кладке двигалась тень в капюшоне. Говорят, экзальтированный царь потерял тогда сознание. А когда очнулся, приказал вскрыть могилу. За стеной никого не оказалось. А вскоре монаха увидели еще раз, потом еще. Говорят, последний раз он появлялся в подвалах Кремля перед самой революцией. Напугал до смерти очередных охотников за пропавшей библиотекой царя Ивана.

Старик закончил рассказ, улыбнулся и хитро посмотрел на ребят.

– – Что-то вы, Танка, – он всегда называл Таньку вот так, без мягкого знака, – побледнели. Неужто бросите своего Алешеньку и больше в подвалы за ним не полезете?

Белая краска на щеках Тани сменилась красной.

– Во-первых, он не мой, – ехидно произнесла она. – Он у нас, как известно, гений, а гении принадлежат всему человечеству…

– Танька, прекрати. – Лешка улыбнулся. – Я конечно же гений, это даже не обсуждается… – Он покосился на Таньку, которая о чем-то в этот момент усиленно думала. -…но это ничего не меняет, – продолжил Казарин. – Библиотеку я все равно найду, и никакой монах меня не остановит. Ну а если появится, то я его вежливо так попрошу проводить меня на место. Он-то точно дорогу знает.

Варфоломеев, продолжая протирать старинный позолоченный кубок, усмехнулся и хотел что-то сказать в ответ. Но в это время Танька вскочила с места.

– Герман Степанович, – затараторила она, – вы Верку Чугунову знаете? Да знаете вы ее. Она с нами несколько раз приходила. Такая… ну, в общем, никакая… Ну, это неважно. Так вот, ее мать рассказывала, что ей рассказывала одна тетенька, которая работает в столовой, что однажды ночью видела, как монах вдоль стены крался. И еще домработница Молотовых его тоже два раза видела. Вот!

Лешка закатил глаза к потолку и издевательски мягко спросил:

– И чего?

– Да ничего. Просто если постараться, то можно этого монаха выследить.

– Комсомолка Шапилина, бросьте эти вредные истории распространять. Никаких монахов нет – их всех революция упразднила. Ты что, не знаешь об этом?

– Дурак! – обиделась Танька. – Герман Степанович, ну скажите ему, что монах существует.

Варфоломеев поглядел из-под очков на ребят.

– Насчет монаха – не знаю. А вот библиотека – точно есть.

– Ну, это понятно, только вот где она? – Лешка тяжело вздохнул. – Сколько уже времени ее ищут – и ничего. Герман Степанович, а Стеллецкий будет еще в Кремле раскопки вести?

Варфоломеев нахмурился и стал пуще прежнего натирать золотой кубок.

– Чего не знаю, того не знаю, – неохотно ответил он. – Думаю, что нет. Как ты мог заметить, посторонних в Кремле все меньше и меньше. Другие времена настали, мил-человек.

Это старорежимное «мил-человек» всегда очень забавляло Лешку. Постоянно применяли это выражение лишь двое: Варфоломеев и Лешкин отец. Впрочем, ничего странного здесь не было – дружили они давно. Вернее, не дружили – приятельствовали.