Маленький большой человек   ::   Бриджер Томас

Не откажите заглянуть потом ко мне в кабинет, мистер Снелл.

Джек Кребб бросил на меня быстрый взгляд, выплюнул в ладонь искусственные зубы и спрятал их во внутренний карман фрака. Я почувствовал себя не в своей тарелке, осознав вдруг, что теперь все зависит от моих способностей наладить доверительную беседу. Едва я понял, что передо мной не гриф, а человек, то сразу же поверил в правдивость всего сказанного в письме. Мне предстояла нелегкая задача, и вести себя следовало очень осторожно.

Он снова вперил в меня свои ярко-синие глаза. Я молчал, терпеливо ожидая, когда ему наскучит меня рассматривать.

— А ты ведь маменькин сынок, малыш? — весьма нелюбезно осведомился он наконец. — Да, да, дружок, большо-ой, жи-ирный сосунок. Бьюсь об заклад, если сжать твою руку выше локтя и резко отпустить, она еще долго будет дрожать, как студень. Знавал я одного парня вроде тебя… Он пришел на Запад и имел глупость попасть живым к племени кайова. Так вот они связали его, а их скво сделали из него кисель, исхлестав ивовыми прутьями. Ты принес мои деньги?

Я понял, что старый плут испытывает мое терпение, и не стал прикидываться обиженным, а лишь спросил:

— Почему они сделали это, мистер Кребб?

Он скорчил гримасу, вследствие чего его глаза, рот и почти весь нос вдруг исчезли, лишь самый кончик последнего торчал из складок кожи, как пустой палец из скомканной в руке перчатки.

— Индейцы страшно любопытны, — сказал он. — Нет, конечно, их интересует не все подряд. Ежели им чего не интересно, они и головы не повернут в ту сторону. Но тот сосунок их задел за живое. Им страсть как хотелось посмотреть, будет ли он плакать, как женщина, если его побить. А он взял и не разревелся, хотя на спине остались такие следы, будто его кошки драли. Тогда ему надавали кучу подарков и отпустили. Тот сосунок оказался храбрым парнем, так что, хоть ты и маменькин сынок, это ничего не значит. Ты принес мои деньги?

— Мистер Кребб, — ответил я, чувствуя некоторое облегчение от рассказанной истории, хотя и не понял до конца ее смысла, — мне бы не хотелось обсуждать сейчас эту тему, у меня достаточно скромные доходы.

— Если у тебя нет денег, то что же ты принес мне, сынок? — удивился он. — Одежда твоя так себе, да и вряд ли мне подойдет… — с этими словами он оторвал голову от спинки кресла, плотоядно взглянул на рукав моего плаща и вцепился в него своей куриной лапкой. Прорезиненная материя напряглась, но выдержала хищный напор его когтей.

— Давайте вернемся к этому как-нибудь в другой раз, — быстро проговорил я, ловко освобождаясь от стариковской хватки и пересаживаясь на другой стул, подальше. — Сейчас мне хотелось бы, если это вас не обидит, конечно, убедиться в достоверности вашей… так сказать… хм… истории.

Мое заявление исторгло из его груди сухой хриплый смех, напоминавший звук, издаваемый морковкой на мелкой терке. Затем маленькая, желтая, словно туго обтянутая старым блестящим пергаментом голова безвольно упала вперед и… застыла. Мое сердце чуть не разорвалось от горя: я нашел его слишком поздно. Он умер!

Я бросился к креслу-каталке и положил руку ему на грудь. Потом прислушался… Хотелось бы мне, чтобы и мое сердце билось так же четко и выразительно!

Он просто спал.

— Мне бы не хотелось, чтобы ваш энтузиазм вышел вам же боком, — говорил доктор Тэг несколько минут спустя, сидя за своим металлическим столом, на котором высилась флюоресцентная лампа с подставкой в виде подъемного крана. — Я помню вашу миссис Бар, она была у нас скорее уборщицей, чем медсестрой или сиделкой. Ее уволили, кажется, за то, что она давала пациентам не те лекарства, в том числе и мистеру Креббу… Путала, знаете ли. Кроме того, она вместе с ним пила.