Путевые заметки неудавшегося эмигранта   ::   Чипсет

Керима из второй роты знаешь? Не знаешь? Ну, ладно, свои люди, сочтемся, сделаю тебе уважение." Дают ему ширван - два и едут дальше. А один случай знаю, ГАИ тормознуло тачку, и говорят водителю: "Я кушать хочу". Тот дает ширван орлу. "Мало. У меня в семье ведь четверо человек".

Не знаю, сколько человек в семье у того мента, но минут через пять он опять заявился в наше купе. Эмин чуть драться с ним не полез, я уже его останавливать стал. Думаю, ссадят здесь, в пустыне в прямом смысле этого слова. "А, так вот почему ты такой храбрый!" - сказал полицейский, указывая на початую бутылку водки. Отхлебнув рюмашечку огненной воды, страж порядка пожал нам руки и удалился.

- Родина, - пробормотал Эмин. - Вот она, твоя Родина, видишь, какие вещи делает.

Не могу сказать, что это был момент истины, просто скажу, что в этот миг я сказал себе сам: "Крепись, Чипсет, может быть, сейчас тебе тяжело, может быть, в этот год или два тебе еще тяжелее будет, но поезд, в котором ты едешь, держит правильное направление - на север. Вперед!" Вспомнилась песня группы "Ария"

'Прочь беги, пока хватает сил, беги!'

и песня БГ, весьма уважаемого мною человека:

`Самое время перейти эту реку вброд

Пока ты на этой стороне, ты сам знаешь, что тебя ждет'.

Такого беспредела нет ни в одном государстве! В кино про Зорро такого не было!

Мой попутчик снова залез на верхнюю полку и заснул под действием гянджинского "снотворного".

А поезд ехал дальше. Хачмас, Худат, Ялама - последний населенный пункт Азербайджана. Уже почти что полночь.

Поезд медленно подползает к границе. Кругом снег. Все - как в каком-то кино. Прокуренный вагон. Жарко - вовсю шурует отопление. Иные сняли рубашки. Свет притушен, все фигуры едва различимы в полумраке. В поезде какая-то напряженная тишина, затишье перед бурей. Пассажиры шепчутся, переглядываются, смотрят в окна. Кто-то успокаивает плачущего ребенка. Некоторые спят, посапывая, как и мой попутчик.

За окном появляются фигуры вооруженных солдат в шинелях с поднятыми воротниками. Солдатики худенькие, щуплые мальчишки, это видно по их приталенным шинелям. Бедненькие, в такую пургу торчать в поле! Справа по ходу от поезда, на расстоянии двадцати метров, вагончик. Это автомобильный КПП. К нему подъезжает военный УАЗик, на фоне белого снега отчетливо видны движущиеся фигуры военных.

Минут десять зловещей, гнетущей тишины. Наконец, где-то слышен отдаленный стук, - видимо, открывают двери, где-то голоса, отдаленные, но кричащие.

Снова тишина.

Наконец, будто привидение, на том конце вагона, где туалет, сама по себе возникает массивная фигура человека. Проводник включает свет. В вагоне становится светлей и я пристально смотрю на эту тушу страшного человека, надвигающегося из глубины вагона на меня.

Страшного! Огромное, диаметром не менее метра брюхо, короткие жирные руки, шея срослась с туловищем. Я сколько живу, таких жирных еще не видел. Знал я, правда, одного прораба, он с бригадой шабашничал и с директорами учреждений шапку делил, но у того только пузо было, а этот весь, полностью с головы до пят оплыл слоем жира толщиной, наверно, в двадцать-тридцать сантиметров. Провести бы чемпионат Закавказья по сумо, он был бы явным победителем, республике бы золото принес. Но золото, скорее всего, он предпочитал носить себе, а не республике. Физиономия у него была типично дауновская. На голове была военная шапка с голубым мехом и кокардой, но военной формы на нем не было, вернее, брюки-то были военные, с лампасами, а вот куртка была обычная, гражданская, защитного цвета, но с пришитыми поверх погонами.