Алые сугробы   ::   Шишков Вячеслав

Старухи на печи сказывают. Беловодья, братцы, нет. А езжайте-ка вы, братцы, вот куда... Езжайте вы прямым трактом в Онгудай, такое село есть. А там покажут - куда. Много вашего брата, самоходов, в тот край прет.

Долго ли, коротко ли ехали - горы, речки, луга, калмыки - и всех встречных спрашивали:

- А скоро ль Возгудай-то?

- Какой Возгудай?

- А этот самый... как его...

Юрты, деревушки, церковка. Цветы, трава, дикий козел ревел на сопке поутру. А ночью в густо-синем небе - звезды. Афоня весь в порыве, в трепете: вспорхнуть бы, облетать бы, а крыльев нет.

- Степан, господи Сусе... Степан? Глянь-кось, глянь-кось.

Степан едет передом в седле, угрюмый, гложет на ходу баранью кость.

- Степан!

Но всему бывает свой черед: за рекой Урсул засерело на пригорке Онгудай-село. В Онгудае их снова опахнули холодом.

- Где это видано, чтоб такая земля была: реки молочные, берега кисельные. Эх вы, лапотоны! Ничего вы, лапотоны, не смыслите. Эх, Расея-матушка!

Афоня было в спор, турусы начал разводить. Степан же отсек сразу:

- Киселей нам не надо никаких. Мы добрую землю ищем.

- Так и толкуй, - сказали сибиряки-чалдоны. - Добрую землю мы вам покажем. Это надо за Кемчик идти, в Урянхайский край.

- Чей же это край? - спросил Степан.

- Не то китайский, не то наш. Попросту сказать - ничей.

- Слава те Христу, - перекрестился Афоня. - Его-то нам и надо. Это самое Беловодье-то и есть. Оно!

Прожили в Онгудае путники целую неделю. От Онгудая через горы, сказывают, суток шесть пути; они заготовили провианта вдвое: сухарей, крупы, масла, пару хороших коней достали, выносливых, калмыцких, их и ковать не надо: сталь, а не копыта.

Хозяйственный Степан суров, смекалист, быстр. Афоня же так... все про пустяковину: а красива ли дорога? а какого, мол, цвета горы? а какие распевают там птицы, громко ли грохочет гром в горах? Даже о том спросил Афоня, не водится ли в тех местах летучий змей с хвостом, - сказывала, мол, бабушка Афимья.

Только на прощанье по-серьезному проговорил Афоня:

- Ну, а ежели заблудимся да погибать начнем?

Ему ответили:

- Тогда - аминь. Кругом безлюдье.

- Ни-ичего, - бодро протянул Степан. - Несчастья бояться - счастья не видать.

Выехали в солнечный воскресный день. Через первые хребты провожал их бывалый зверолов Иннокентий. Солнце блестело вот как. На перевал вздымались целый день. Солнце ниже, ниже, они все вверх, гнались за солнцем, не спускали с солнца глаз. Вот зацепилось оно за сопку, еще чуть-чуть - и нет его. Степан как гикнет: "Айда!" - как вытянет коня нагайкой: гоп, гоп! Глядь - солнце опять над сопкой, снова светлый день.

Долго гнались за солнцем, долго не давали ему пасть на дно.

Остановились на ночлег в горах.

- Вот так это горы! - радостно, таинственно говорил Афоня, сидя у костра.

- Настоящих-то гор еще и не нюхали, - возразил провожающий Иннокентий. - Что буде завтра.

Утром выбрались путники на самый перевал. Глянул Афоня - и все внутри его заплясало: весь Алтай всколебался перед ним. Горы, как хребты страшных чудовищ, высились над землей: ближние - в ярко-зеленой щетине леса, на ободранных боках кровавые подтеки; а там - черные ребра обнажились, там осыпь серых камней - курум. Дальше же яркая зелень блекла, голубой закрывались горы завесой, гуще, гуще завеса, и уж в правую руку, куда летел очарованный Афонин взор, - было синим-сине. Налево лежали хребты нагие, словно звериные спины облысели от времени или словно вся шкура была содрана с чудовищных хребтов до самого до мяса.

Все они вздымались серой массой, с черными впадинами балок и ущелий. Какие-то легкие тени скользили по освещенным солнцем склонам. Афоня догадался, что это тени плывущих в небе одиноких облаков.

А небо было голубое, спокойное, солнце недавно поднялось из-за хребтов и...