Смерть выходит в свет   ::   Энджел Хауэрд

"Глухомань" по здешним понятиям - это отсутствие больших моторных катеров, посему основным плавсредством тут служили каноэ, если не считать глиссера Джорджа и здоровенного грузового катера Риммеров. Зато каноэ были самых разнообразных цветов и размеров. Не знаю, разрешено ли красить их в пастельные тона, но, по-моему, былой запрет на это сейчас уже не так строг...

Мне удалось сдружиться с Пэттеном, когда я стащил его с охваченного пламенем носа моторки. Он сжимал в руке шнур стартера, а корма лодки уже целиком ушла под воду. Я столкнул Пэттена в озеро, чтобы погасить его горевшие шорты, а потом выволок через мелководье на причал. Он фыркал и отдувался и с тех пор полюбил мое общество, даже если я громил его за шахматной доской. Пребывание в окрестностях Вудворда было мне только на руку. Пэттену вовсе не обязательно было знать, что меня наняли шпионить за ним. И я совсем не случайно оказался с удочкой в двух сотнях ярдов от его личного причала. Не такой уж я заядлый рыболов.

Я сидел лицом к озеру и, глядя через плечо Пэттена, видел место нашей с ним первой встречи. Слева от причала, в камышах, ещё покачивались на волнах останки сгоревшей лодки. Но волдыри на лице Пэттена, похоже, объяснялись чересчур долгими солнечными ваннами. Зеркальные очки скрывали опаленные брови.

Две недели назад мне позвонил Рэй Торнтон из "Риддер, Энжел и Торнтон" - старой юридической фирмы, расположенной напротив почты на Куин-стрит в Грэнтэме. Рэй учился вместе со мной в школе Эдит Кэвелл с подготовительного класса по шестой. На несколько лет он выпал из поля моего зрения, а потом появился снова и попросил меня последить за женой одного своего клиента. Это случилось в первые дни моей работы на поприще частного сыщика, когда я оборудовал контору и водрузил вывеску на улице Святого Андрея. После первого отчета он дал мне ещё несколько заданий. Почему-то все они кончались чьим-нибудь бракоразводным процессом. Так уж выходило. Но теперь законы изменились, и я оказался на подножном корму.

Мы с Рэем договорились встретиться и пообедать в "Объединенной сигарной лавке", в квартале от моей конторы, на противоположной стороне улицы. В лавке этой не было ничего особенного, просто там быстро обслуживали, поддерживали чистоту и не сдабривали снедь петрушкой, чтобы скрыть огрехи повара. Я подносил ко рту второй кусок яичницы-болтуньи на жареном хлебе, когда Рэй бросил на зеленую мраморную стойку вырезку из "Глоб энд мейл". Это было телетайпное сообщение о том, что Норберта Пэттена разыскивают друзья и бывшие сослуживцы. Я уже был наслышан о Пэттене, и, судя по тому, что именно мне довелось услышать, его исчезновение едва ли могло обрадовать меня.

- Каким боком ты сюда затесался? - спросил я Рэя.

- Один мой клиент вложил кучу денег в "Последний храм" Пэттена, и его очень интересуют передвижения этого типа. Особенно теперь, когда Верховный суд США вот-вот примет решение по налоговому статусу церквей. Осталось меньше двух недель, и мой клиент не хочет, чтобы мальчик выскользнул из стальных тисков закона, если уж на то пошло.

- А Пэттен только и умеет, что выскальзывать. Он знает столько хитрых фокусов, сколько не увидишь и на съезде иллюзионистов, - сказал я.

Несмотря на то, что Пэттен имел обыкновение пулей вылетать из моторных лодок и беситься после шахматных партий, он был умненьким мальчиком и умел сочетать проповедничество с современным предпринимательством, ловко пользуясь льготами. Он основал многонациональное церковное движение и заделался спасителем душ, искусно сплавив воедино дзен, спиритизм и благочестие старого доброго американского библейского пояса. "Последний храм" являл собой нечто большее, чем просто секту. Это был культ наивысшей пробы. Я только головой качал, когда думал о том, что получится, если соединить библейское начетничество с американизмом.