Банкет в честь Тиллотсона   ::   Хаксли Олдос Леонард

Его светлость находился в комнате девятнадцатого века: он, раскрасневшись и запыхавшись, выносил из нее разные безделушки.

— А вот, стало быть, и вы! — приветствовал он Споуда. — Как видите, готовлюсь к прибытию великого человека. Ну а теперь рассказывайте о нем, да поподробнее.

— Он оказался старше, чем я предполагал, — отозвался Споуд. — В этом году ему стукнет девяносто семь. Просто уму непостижимо! Впрочем, я начал не с того конца.

— Начинайте, откуда хотите, — улыбнулся лорд Баджери.

— Не стану перечислять детали моей охоты. Если бы вы знали, чего мне стоили эти поиски. Пришлось сделаться Шерлоком Холмсом — признаться, не ожидал я от себя такой прыти. Когда-нибудь обязательно напишу про это книгу. Но все это пустяки: главное, что все-таки я его обнаружил.

— Где же?

— В Холлоуэе. Есть там квартал, где живут обнищавшие интеллигенты. Он старше, бедней, несчастней, чем можно было предположить. Мне, кстати сказать, удалось выяснить, почему он оказался в полной безвестности, почему все забыли о его существовании. Дело в том, что в шестидесятые годы ему вдруг взбрело в голову поехать в Палестину. Он тогда писал на религиозные темы и ему недоставало «местного колорита» — разных там козлов отпущения и всего такого прочего. Он отправился в Иерусалим, побывал на горе Ливанской, а затем двинулся дальше. В общем, он так и застрял где-то в самом сердце Малой Азии — застрял лет на сорок.

— Но чем же он там все это время занимался?

— Писал картины, основал миссию, обратил в христианство трех турок, преподавал тамошним пашам английский и латынь, а также учил их законам перспективы. Потом, где-то в году тысяча девятьсот четвертом, он вдруг понял, что стареет и что слишком давно не был на родине. Он вернулся в Англию, но выяснилось, что все те, кого он знал, умерли, торговцы картинами о нем понятия не имеют, работы его их не интересуют и вообще для всех он просто смешной старый чудак и не более того. С грехом пополам устроился он преподавать рисование в женской школе Холлоуэя — там он и работал, а сам между тем старел, слабел, слепнул, глохнул и вообще потихоньку впадал в маразм, пока наконец его из школы не уволили. Когда я обнаружил его, он начал тратить последние десять фунтов. Живет он в какой-то жуткой дыре, в подвале, где полно тараканов. Когда кончатся его сбережения, ему ничего не останется, кроме как тихо умереть.

Баджери поднял белую руку:

— Довольно, прошу вас! У нас очень мрачная литература. Хотелось бы, чтобы хоть действительность была повеселей. Вы не сказали ему, что я хотел бы поручить ему написать фрески?

— Но он не в состоянии писать. Он еле ноги волочит и к тому же почти ничего не видит.

— Не в состоянии писать? — ужаснулся Баджери. — Но тогда какой же от него прок?

— Ну, если исходить из такой точки зрения… — начал было Споуд.

— Стало быть, пропали мои фрески! Будьте так любезны, позвоните в звонок.

Споуд выполнил его просьбу.

— Какое право имеет Тиллотсон продолжать занимать место под солнцем? — продолжал тем временем брюзжать лорд Баджери. — Ведь только это и было главным оправданием его существования.

В дверях появился лакей.

— Пусть кто-нибудь все снова расставит по местам, — распорядился лорд Баджери, взмахом руки указав на опустошенные шкафы, на груду стекла и фарфора на полу, на снятые с крюков картины. — Пройдемте-ка в библиотеку, Споуд. Там нам будет удобнее.

Они двинулись по длинной галерее, затем стали спускаться по лестнице. Впереди шествовал лорд Баджери.

— Какая жалость, что старик Тиллотсон нас так подвел, — извиняющимся тоном пробормотал Споуд.

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом. У меня пропал к нему интерес.