Ближе смерти и дальше счастья   ::   Раткевич Элеонора

Одри начала по привычной формуле. Сперва зрение и слух, быстрее, пока носитель не видит снов. Волнообразные толчки. Качание, размах все возрастает. Амплитуду надо чувствовать, иначе вместо мысленной сцепки на слишком крутом размахе получится мысленный удар, и ни в чем не повинный человек может ослепнуть. Одри была асом по этой части. Размах. Прикосновение. Одри медленно растеклась по зрению и слуху, обтекая, обволакивая. До утра она успеет впитаться. В обонятельную зону она скользнула легко, нашла ее сразу, без дополнительной раскачки, без ощупывания. Теперь тактильные рецепторы, холод, тепло, боль. И мышечное чувство. На первом же касании Одри ощутила препятствие, нажала чуть посильнее и вошла непривычным толчком.

Обжигающий стыд. Тошнотворная карусель серых и черных тонов, мысленное соответствие морской болезни.

Одри старательно повторила, как заклинание, формулы адаптации. Ей говорили, что в первый раз это мало помогает, но и самая малость лучше, чем ничего. Она с трудом сдерживала посторонние мысленные рывки, ощущая себя в сильном молодом мужском теле. Уж не везет, так во всем.

Одри была, по счастью, хорошо тренирована. Почти все ее мысли рвались и разбегались. Но что-то уже из области рефлексов само выполнило дальше необходимые действия.

Одри обрушилась в речевую зону. Здесь контакт был необыкновенно легким, но это ее не утешило. Зато обычный языковой удар — на жаргоне агентов «планка» — прошел почти безболезненно, настолько было велико остолбенение от предыдущего шока. За доли секунды узнать чужой язык, как родной, проникнуть в него… процедура болезненная и сложная. Одри все сделала совершенно машинально. И вовремя. Она выплыла сквозь невыносимое, глубинное лингвистическое давление в верхние слои словесного океана и увидела смутные образы. Чужие сны. Одри замерла. Потом осторожно поставила блок и наконец заснула сама. Жаль, что спать недолго. Провозилась она сегодня, как никогда, а проснется она завтра вместе с носителем. Как бишь его там… Деайним Крайт.

Утром она почувствовала себя спокойнее. Носитель уже проснулся, но лежал с закрытыми глазами. Одри сама частенько полеживала так в своем естественном теле. Есть, значит, общие привычки. Черт его знает, может, все не так скверно. Так. Теперь самое время разобраться, где они. Можно прощупать сознание носителя, Одри всегда так и делала, но сейчас ей было неприятно и жутко. Лучше сообразить по ощущениям.

Ну-с, и что же мы ощущаем?

Отвратительный запах. Пахнет рыбой, мочой, гнилью, тухлой солониной и прочей пакостью. Как хорошо, что она не успела проникнуть ночью в жизненно важные центры. Этот человек уже принюхался и не реагирует на привычную вонь, а вот Одри непременно дала бы импульс на кашель и рвоту. Пахнет прямо-таки жутко.

Положение тела хотя бы без неприятных сюрпризов. Лежа на спине. Постель умеренно жесткая. Ну и лежбища в этих нецивилизованных мирах! Постель чуть колышется. Усталой Одри хочется заснуть под ритмичное укачивание, но бодрствующее сознание носителя не дает отключиться.

Слышится слабое потрескивание, легкое, почти звенящее. Одри никогда ничего подобного не слышала. Но Деайнима это не беспокоит, звук привычный, в порядке вещей, и оттого почти за гранью восприятия. Одри знает, что волноваться нечего, и не волнуется. Другой звук более привычен: мерный плеск волн. Корабль, надо думать, Судя по запахам, трюм либо очень скверная каюта.

Деайним открывает глаза.

Ну, мир, ну, условия! Кают здесь, видно, и в помине нет, Точнее, они совмещены с трюмом. Аккуратно сложенные мешки и ящики явно с чем-то дорогим, тухлую рыбу так не грузят. Но пахнет тухлой рыбой — будь здоров. Койка по здешним понятиям удобная.