Человек, который был Четвергом   ::   Честертон Гилберт Кийт

Можно ли увидеть фонарь при свете дерева? — Он помолчал и добавил: — Простите, неужели вы дожидались меня в темноте только для того, чтобы продолжить наш незначительный спор?

— Нет! — крикнул Грегори, и голос его, словно гром, прокатился вниз по улице. — Я дожидался вас, чтобы покончить с нашим спором раз и навсегда.

Они помолчали, и Сайм, ничего не понимая, ощутил, что дело нешуточно. Грегори тихо заговорил, как-то странно улыбаясь.

— Мистер Сайм, — сказал он, — сегодня вам повезло. Вы поистине преуспели. Вы сделали то, чего не мог добиться ни один человек на свете.

— Вот как? — удивился Сайм.

— Ах нет, вспомнил… — задумчиво сказал поэт. — Если не ошибаюсь, это удалось еще одному. Капитану какого-то пароходика. Я на вас рассердился.

— Мне очень жаль, — серьезно сказал Сайм.

— Боюсь, мой гнев и вашу вину не искупишь извинением, — спокойно продолжал Грегори. — Никакой поединок их не изгладит. Смерть не изгладит их. Есть лишь один способ, и я его изберу. Быть может, ценою чести, быть может, ценою жизни я докажу вам, что вы были не правы, когда это сказали.

— Что же я сказал? — спросил Сайм.

— Вы сказали, — отвечал поэт, — что я несерьезен, когда именую себя анархистом.

— Серьезность бывает разная, — возразил Сайм. — Я никогда не сомневался в вашей искренности. Конечно, вы считали, что ваши слова важны, а парадокс напомнит о забытой истине.

Грегори напряженно и мучительно всматривался в него.

— И больше ничего? — спросил он. — Для вас я просто бездельник, роняющий случайные фразы? Вы не думаете, что я серьезен в более глубоком, более страшном смысле?

Сайм яростно ударил тростью по камню мостовой.

— Серьезен! — воскликнул он. — О, Господи! Серьезна ли улица? Серьезны ли эти несчастные китайские фонарики? Серьезен ли весь этот сброд? Гуляешь, болтаешь, обронишь связную мысль, но я невысоко ценю того, кто не утаил в душе чего-нибудь посерьезней слов. Да, посерьезней, и не важно, вера ли это в Бога или любовь к спиртному.

— Прекрасно, — сказал Грегори, и лицо его омрачилось. — Скоро вы увидите то, что посерьезней вина и даже веры.

Сайм, как всегда незлобиво, дожидался следующей фразы; наконец Грегори заговорил.

— Вы упомянули о вере, — сказал он. — Есть ли она у вас?

— Ах, — лучезарно улыбнулся Сайм, — все мы теперь католики!

— Тогда поклянитесь Богом и святыми, ну — всеми, в кого вы верите, что вы не откроете никому того, что я вам скажу. Ни одному человеку на свете, а главное — полиции. Если вы так страшно свяжете себя, если обремените душу обетом, которого лучше бы не давать, и тайной, которая вам не снилась, я обещаю…

— Обещаете… — поторопил его Сайм, ибо он остановился.

— Обещаю занятный вечер, — закончил рыжий поэт. Сайм почему-то снял шляпу.

— Предложение ваше слишком глупо, — сказал он, — чтобы его отклонить. По-вашему, всякий поэт — анархист. Я с этим не согласен, но надеюсь, что всякий поэт — игрок. Даю обет вам, как христианин, обещаю, как добрый приятель и собрат по искусству, что не скажу ни слова полиции. Так что же вы хотите сказать?

— Я думаю, — благодушно и непоследовательно заметил Грегори, — что надо бы кликнуть кеб.

Он дважды свистнул; по мостовой с грохотом подкатил кеб. Поэты молча сели в него. Грегори назвал адрес какой-то харчевни на чизикском берегу реки [13] . Кеб покатил по улице, и два почитателя фантазии покинули фантастический пригород.



Глава II

Секрет Гэбриела Сайма

Кеб остановился перед жалкой, грязной пивной, и Грегори поспешил ввести туда своего спутника. Они сели в душной и мрачной комнате за грязный деревянный стол на деревянной ноге. Было так тесно и темно, что Сайм с трудом разглядел грузного бородатого слугу.

— Не желаете ли закусить? — любезно спросил Грегори.