Солнечные зайчики   ::   Леблан Морис

Впрочем, он и сам это признал:

— В таких делах требуется более интуиция, чем рассудок. Но это дело стократ стоит того, чтобы им заняться.

Мы добрались между тем до бульваров. Люпэн вошел в читальный зал и долго рылся в газетах последних двух недель. Время от времени он бормотал:

— Да… Да… Не более чем предположение… Но им объясняется все… Гипотеза, отвечающая на все вопросы, не может быть далекой от истины…

Стемнело. Мы поужинали в небольшом ресторане, и я заметил, что лицо Люпэна постепенно проясняется. Его жесты стали более решительными. К нему возвращалось доброе настроение, оживление. Когда мы вышли и потом, на пути к дому барона Репстейна по бульвару Османн, со мной опять шел Люпэн, каким он выглядел, когда был в ударе, Люпэн, принявший решение действовать и выиграть бой.

Чуть не доходя улицы Курсель мы замедлили шаг. Барон Репстейн жил слева, между этой магистралью и улицей Фобур Сэнт-Оноре, в трехэтажном особняке, чей фасад, украшенный колоннами и кариатидами, был уже виден,

— Стоп! — сказал вдруг Люпэн.

— Что такое?

— Еще одно доказательство, подтверждающее мое предположение…

— Какое еще доказательство? Я ничего не вижу.

— Зато вижу я… Этого достаточно… Он поднял ворот своего сюртука, опустил поля мягкой шляпы и молвил:

— Тысяча чертей, сражение будет жестоким. Ступайте домой, дружище, и ложитесь спать. Завтра получите отчет о моей экспедиции… если она будет стоить мне жизни.

— Что-что?!

— Хо-хо, риск для меня достаточно велик. Сперва — арест, но это еще пустяки. Затем — смерть, а это уже хуже… Однако…

Он с силой сжал мое плечо.

— Есть еще одно, чем я рискну, — возможностью положить в карман пару миллионов… И тогда я смогу сделать ставку на такую сумму, — поглядим, чего я стою, а чего — нет. Спокойной ночи, дорогой друг, и, если более не увидимся…

И он продекламировал две строки:

Посадите на могиле иву.

Я люблю ее зеленый плач…

И тут же удалился.

Три минуты спустя, — я продолжаю рассказ по тому сообщению, которое он любезно сделал мне назавтра, — три минуты спустя Люпэн позвонил в парадную дверь особняка барона Репстейна.

— Господин барон дома?

— Да, — отвечал слуга, с удивлением разглядывая пришельца, — но господин барон в такое время никого не принимает.

— Господин барон знает о том, что его управляющий Лаверну убит?

— Конечно.

— Тогда позвольте передать ему, что я пришел в связи с этим убийством, и нельзя терять ни минуты. Сверху до них донесся голос:

— Пропустите, Антуан!

Услышав приказ, отданный повелительным голосом, слуга провел Люпэна на второй этаж. Там была уже открыта дверь, на пороге которой ждал хозяин. Люпэн его сразу узнал — в газетах часто появлялись фотографии барона Репстейна, супруга знаменитой баронессы и владельца Этны, самой известной лошади года.

Это был очень высокий широкоплечий мужчина, чье бритое лицо, выражавшее любезность и чуть даже тронутое улыбкой, не скрывало тем не менее затаившейся в глазах глубокой грусти. Он был в элегантно сшитом костюме, в жилете из коричневого бархата; на его галстуке Люпэн заметил жемчужину, несомненно — огромной ценности.

Он пригласил Люпэна в свой рабочий кабинет, большое помещение с тремя окнами, обставленное книжными шкафами, зелеными шкафчиками для бумаг, американским письменным столом и сейфом. И сразу, с заметной поспешностью, спросил:

— Вам что-нибудь известно?

— Да, господин барон.

— В связи с убийством бедняги Лаверну?

— Да, господин барон, а также в связи с судьбой госпожи баронессы.

— Может ли это быть?!.. Говорите скорее, прошу Вас…

Он пододвинул стул. Люпэн сел и начал:

— Обстоятельства весьма серьезны, господин барон. Я буду краток.