День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд   ::   Устинов Питер

Я думаю, видел этого джентльмена раньше, но никак не вспомню где.

- Джентльмена?

В зале заплескался смех. Даже обвиняемый кисло улыбнулся. Судья застучал своим молотком.

Сэр Клевердон никогда не сталкивался с чем-либо подобным. Все, что Эдвин говорил сейчас, в корне отличалось от его предварительных показаний, а сэр Клевердон опирался на них, чтобы показать мерзкую, непристойную репутацию покойной и соответственно обрисовать всю ее компанию.

- Вы хорошо себя чувствуете? - спросил сэр Клевердон.

- Последнее время я чувствую себя неважно.

- Не стоит ли нам в таком случае освободить вас от дачи свидетельских показаний, пока вам не станет лучше?

Тотчас вскочил мистер Эммонс, щеки его раскраснелись от прилива крови и амбиции:

- Если мой высокочтимый и ученый друг закончил свой допрос, я хотел бы задать свидетелю несколько вопросов.

- Свидетель нездоров, милорд, - возразил сэр Клевердон.

- Но он, кажется, вполне в состоянии держаться на ногах, ледяным тоном ответил судья, - он сохраняет вертикальное положение и дышит. Мысль о том, что он болен, исходит от вас. - И судья посмотрел на Эдвина поверх очков. - Как вы сами считаете, вы больны?

Эдвину очень хотелось поддаться искушению, но он был чересчур правдив.

- Нет, милорд.

- Очень хорошо. Вы закончили допрос свидетеля, сэр Клевердон?

- Пока что да, - резко ответил сэр Клевердон.

- Продолжайте, мистер Эммонс.

Этого-то сэр Клевердон и опасался больше всего. Откинувшись назад, он яростно зашептал что-то своему клерку, тот пожал плечами и стиснул до хруста пальцы.

Губы Эммонса сложились в улыбку, изображавшую дружелюбие.

- Где вы работаете, мистер Эпплкот?

- Я работаю в Би-би-си, сэр.

- То есть в Британской радиовещательной корпорации, обернувшись к присяжным, пояснил Эммонс таким тоном, будто речь шла об одном из незыблемых и священных национальных институтов. - И каковы же ваши служебные функции в этом достойнейшем учреждении?

- Я участвую в детской передаче "Выходи поиграть".

- Как артист?

- Как певец, сэр.

- И давно вы работаете в этом качестве?

- Около шестнадцати лет, сэр.

- Шестнадцать лет! - вскричал Эммонс, словно речь шла о целом столетии. Ухватив пальцами лацканы пиджака и наклонив голову, он изготовился к атаке. - Иными словами, Британская радиовещательная корпорация считала возможным в течение шестнадцати лет использовать вас в программе, предназначенной развлекать и воспитывать юное поколение, то есть, друзья мои, мужчин и женщин завтрашнего дня, именно в том возрасте, который особенно важен для формирования их личностей и когда, увы, легче всего посеять в их душах семена зла и разврата. Отсюда следует, что Британская радиовещательная корпорация считает вас человеком достойным. Вы, мистер Эпплкот, согласны с суждением корпорации? Вы сами считаете себя человеком достойным?

- Да, сэр, хотелось бы думать, что это так.

- Здесь, знаете ли, не место скромничать. Как по-вашему, вы человек нравственный?

- Надеюсь, что так.

- Будьте любезны ограничивать свои ответы словами "да" и "нет", - отрезал Эммонс, упустив на мгновение свою улыбку. Он ненавидел эту английскую черту - неспособность хорошо говорить о самом себе на людях, даже когда это просто необходимо.

- Мне бы хотелось быть нравственным человеком, сэр.

- Но ведь вы не считаете себя безнравственным?

- О нет, сэр, - в ужасе ответил Эдвин.

- Вот и отлично. Итак, поселились ли бы вы, человек достойный и нравственный, в доме, заведомо зная, что в квартире под вами живет известная женщина ночи?

- Женщина ночи, сэр?

- Проститутка! - рявкнул Эммонс.

- О нет.

- Как долго вы проживали в этом помещении?

- Три года, сэр.

- И когда вы въехали, миссис Сидни уже жила там?

- Да, сэр.