Суд присяжных   ::   Сименон Жорж

Люди на террасе обсуждали происшествие на почте, но Малыш Луи не прислушивался к разговорам.

Часов в одиннадцать он сказал:

— А не пойти ли поспать?

Она вздрогнула и невольно огляделась, чтобы удостовериться, что его никто не слышал.

— Куда? — прошептала она.

— Ну.., к вам в отель…

— Но ведь увидят…

— А вас это пугает? Тогда идите одна. Скажите только, какой номер.

— Семнадцатый.

— Ждите меня через четверть часа.

Он встал и прошелся под деревьями, пока она платила по счету. Затем она прошла мимо, подмигнула ему: подойти близко она не решилась — ей слишком хотелось выказать свою нежность.

На тротуаре возле почты осталось с полдюжины любопытных, не больше. Все окна были освещены, а у входа дежурил полицейский.

Малыш Луи зашел в Центральное кафе и, направляясь к стойке, бросил на ходу:

— Газированную с мятой!

И тут же добавил:

— Да неужто почтарь затеял всю эту возню, чтобы не заплатить мне мои десять франков?

Шутка не имела успеха, и он пожал плечами:

— Вот будет пожива для газет — гангстеры из Лаванду!

Луи с вызывающим видом оглядел стоявших вокруг, прекрасно понимая, что ни один не рискнет даже пошевелиться, щелчком поправил на голове фуражку и бросил на прилавок пять франков.

Несколько минут спустя он не спеша вошел в холл отеля «Провансаль». Администратор, занятый какими-то подсчетами, поднял голову. Швейцар тоже.

Луи остановился, закурил сигарету и бросил:

— Мне к госпоже Орваль, в семнадцатый. Она меня ждет. — Он уже занес ногу на первую ступеньку, но передумал и снова подошел к конторке:

— В восемь утра принесите мне черный кофе с рогаликами.



Глава 2

С видом человека, который собирается поразить собеседника, Баттйсти произнес:

— А ты знаешь, что старый Макань в больнице? Если он загнется, это может подпортить заведенное на тебя дело.

Малыш Луи, в чьих глазах все еще сверкали лукавые искорки, отмахнулся:

— Бросьте трепаться!

Это тянулось, как деревенские праздники, которым нет конца. Утром просыпаешься с тяжелой головой, но, еще не открыв глаза, вспоминаешь, что праздник не кончился, что можно поваляться в постели, пока деревянные лошадки поджидают малышей у выхода из церкви после службы.

Полиция появилась в гостинице как раз в ту минуту, когда Малыш Луи раскуривал первую сигарету и завязывал перед зеркалом галстук.

— Вас просят спуститься вниз.

— Скажите, что сейчас приду. — И крикнул Констанс, все еще лежащей в постели с подносом от завтрака на животе:

— Одевайтесь поживее!

— Опять «вы»!

— Ладно, ладно — одевайся.

Она умоляла его обращаться к ней на «ты», но это было ему невмоготу, и он все время сбивался.

— Ты уверен, что тебя отпустят?

Малыш Луи перешел улицу с домами, окрашенными светлой краской, похожими на базарные игрушки, и оказался лицом к лицу с Баттйсти из оперативной бригады, которого знал еще по Марселю. Баттйсти, ясное дело, захотел наложить на него лапу из-за старого Маканя, но Малыш Луи, попыхивая сигаретой, ухмыльнулся:

— Бросьте трепаться!

— А скажи-ка мне, Луи, где это ты ночуешь целых пять дней, с тех пор как приехал в Лаванду? Ведь ты не зарегистрирован ни в одном отеле.

— А если каждую ночь, как нынешнюю? — посмеивался парень.

И, делая вид, что снова зажигает сигарету, которая и так не потухла, он повертел в руках золотую зажигалку.

Баттйсти, видимо, заметил это, но ничего не сказал.

— Давно ты не видел своих марсельских дружков?

Дай-ка мне бумажник.

Там оказались банковский билет в пятьдесят франков, проездной билет на автобус Йер — Тулон, фотография голой женщины и прядь темных волос.

— И это все, что у тебя осталось?

— Все.

— Что же ты будешь делать?

— Да нашел работенку.

— Со старухой?

— Я ее личный секретарь.

На тротуарчике вертелись несколько человек, надеясь присутствовать при аресте.