Тайна машины Штирлица (Седой и Три ботфорта - 3)   ::   Биргер Алексей

---------------------------------------------

Биргер Алексей

Тайна машины Штирлица (Седой и 'Три ботфорта' - 3)



АЛЕКСЕЙ БИРГЕР

ТАЙНА МАШИНЫ ШТИРЛИЦА

(ТРЕТЬЯ ПОВЕСТЬ ЦИКЛА "СЕДОЙ И ТРИ БОТФОРТА")

ПРОЛОГ

Привет тем, кто со мной знаком, это опять я, Борис Болдин (уже тринадцати лет, а не двенадцати, а Ваньке, моему братцу, недавно десять стукнуло), взялся записать одну историю, которая, мне кажется, и вас захватит так же, как захватила меня.

Итак, с чего начать?

Наверно, с того, как мы эту историю узнали, и почему. В общем, начну с самого начала, хоть, по сути оно и не начало а, скорее, конец.

Не помню, по какой программе, но поздней осенью мы сидели и смотрели в очередной - в тысячный, наверно - раз "Семнадцать мгновений весны". Повторяю, осень была самая что ни на есть поздняя, когда первый лед начинает устанавливаться, и мы сидим дома, потому что на период ледостава, так же, как на период ледохода, перестает ходить паромчик, соединяющий наш остров с Городом, и, соответственно, со школой, в которой мы учимся, я и мой младший брат Ванька. Местные жители чаще всего называют этот пароходик, исполняющий роль парома, "трамвайчиком", так уж повелось. Но это, в общем-то, неважно, а важно то, что деревья стояли голыми, и земля почти всюду была бурой, кроме тех мест, где густыми коврами растут клюква и брусника, с их вечнозелеными глянцевыми листьями, и где долгий мох растет. Да, представьте себе, все бурое и голое, но при этом - с золотым отливом, потому что опавшие золотые листья лежат повсюду, и ветер завывает, и небо низкое и темное, и вода - особого стального оттенка, который казался бы совсем хмурым, если бы не золотые прожилки, вплетенные в сталь. Как ветер рябь поднимет - так эти золотые прожилки и начинают просвечивать. Многим такая погода не нравится, и кажется совсем унылой, но мы, честно говоря, её любим, и гулять по предзимним лесам - одно удовольствие, особенно когда Топа - наш "кавказец", огромный добродушный волкодав - носится кругами и даже лает от радости: он, в своей мохнатой шубе, всегда рад прохладе. Отец посмеивается, что мы с Ванькой любим эту пору года как Пушкин, который написал "Дни поздней осени бранят обыкновенно, Но мне она мила, читатель дорогой..." Что ж, мы не против. А Пушкин лучше нас объяснил, почему поздняя осень так хороша. Хотя нам, признаться, все нравится, лето, весна и зима тоже.

Отец - как мне раз за разом приходится объяснять в моих историях начальник крупнейшего заповедника на северо-западе России, в краю озер, входящих в систему Волго-Балта. Остров Соленый Скит, на котором мы живем, протянулся между Городом и южной оконечностью заповедника, поэтому и до школы рукой подать, и у отца его хозяйство под боком. Конечно, в пору нестойкого льда, где-то с неделю весной и осенью, с острова не очень вылезешь, но нам так больше нравится. Когда начался нынешний ледостав, отец решил переждать его дома, а не в охотничьем комплексе заповедника. Устроить себе нечто вроде недельного отпуска, а заодно привести в порядок "бумажные" материалы - результаты многолетних исследований дикой жизни, которых накопилась просто тьма-тьмущая и которые нуждались в обработке и систематизации. Вот отец с мамой (мама - тоже биолог, она, как и отец, закончила биофак) и торчали целыми днями в отцовском кабинете, разгребая архивы и перенося все ценные данные в недавно появившийся у нашей семьи компьютер. А мы с Ванькой то гуляли, то носились по комнатам нашего огромного дома, играя в разные игры, то читали, то смотрели телевизор. Неделя дополнительных каникул - это блеск.

На третьей или четвертой серии "Семнадцати мгновений весны" и отец присоединился к нам, а потом и мама. Как потом сознался отец, он вышел к нам в гостиную, чтобы приказать: "Борька, Ванька, убавьте звук!.