Как Птица Гаруда   ::   Анчаров Михаил Леонидович

Строки извивались, как змеи, дрожали и, пружинисто сплетаясь, вспыхивали беззвучными искрами, и искры превращались в звезды. И я увидел дрожащие звезды, к которым со всех сторон сбегались лучи света, сгоняя звезды в кучи и вихри. А не так, как всегда, когда лучи разлетались от звезд.

И я, Зотов, вижу природный катаклизм, рождение любви.

Наверно, такое было на виноградниках, когда родился Дионис, но казалось, что это было, когда и Дионис еще не родился.

Клонило и трепало ветром кусты, луна скакала по облакам как козочка, беззвучный хруст стоял в лесу, и листья лепили беззвучные пощечины. Помойки и нужники пустырей переворачивались могучей невидимой рукой, из них сыпалась гнилая сволочь и слизь, громоздилась в холмы и тут же зарастала лесом и подлеском. И меж стволов колюче вставали на дыбы кружевные олени. И в камышах мелькало гибкое светлое прекрасное тело Сиринги, песенки Тростника.

Все летело навстречу, и ни к чему нельзя было прикоснуться: рука не дотягивалась до желанного - еще сантиметр, еще миллиметр, еще микрон - но рука не дотягивалась.

– Отец, не смотри! - крикнул яростный голос Витьки. - Отец, не смотри! Нельзя! Очнись! Это тебе не надо!…

– Витька, ты полюбил? - спросил я.

– Да, отец, - сказал он. - Навеки.

2



Ах, Зотов, Зотов, старая орясина, когда же это все началось? Может быть, когда Таня ходила к старику Непрядину? А может, еще раньше, когда Петр - первый Таню щупал? В каком же году он Таню щупал? Ах, Петр Алексеич, исторические события надо помнить… Вспомнил? Ага. Это началось, когда брат в лапту играл посередь улицы, а Ванька Щекин заорал:

– Николай-второй, беги!

Колька побежал до черты, а его господин за ворот - цап!

– Тебя как назвали?

– Николай-второй.

Господин ему по шее, по шее.

– За что, дяденька?

– Веди к отцу, а то полицию кликну! - И свисток.

– Не свисти, дяденька.

Пришли к деду. Господин сыщик все выяснил и спрашивает:

– Почему твоего внука царским именем зовут?

Дед говорит:

– Он у нас, Колька, родился вторым, а Петр - первым у нас родился.

– Как это Петр - первый?

– Петька! Спрыгни с сарая! Покажись господину сыщику!

Он спрыгнул, рубаху заправил и говорит:

– Ну чего?

А ростом он был орясина пятнадцати лет.

– Я вас всех, все ваше отродье упеку! Сопливцам своим государевы имена давать!

– Имена по святцам, - говорит дед. - А что Петр у нас родился первый, а Николай вторым, - это дело божье. Имена поп давал, а мы не против.

– Дедушка, - говорит Петр - первый. - Может, ребят кликнуть?

– Не надо… Сам уйдет… Иди, господин сыщик, иди. У нас в семье горе, не до тебя, - говорит дед. - Родной человек помер. А Колька не сам себя назвал, его ребятишки так кличут. Иди, господин сыщик, иди… Места у нас глухие, не ровен час, случится что, иди.

Господин сыщик и ушел.

А дед отвел Кольку за сараи и выпорол.

Лупил и приговаривал:

– Запомни этот день, Николай-второй, запомни этот день… Запомнил? Или еще добавить, Николай-второй?

– За что бьешь? - орет Колька. - Не я виноват! Сами назвали!

– Не за то бью, что назвали, а чтобы запомнил этот день на всю жизнь… Родной нам человек помер, граф Лев Николаевич Толстой, народный заступник.

Стало быть, это приключилось в 1910 году.

С этого дня, как дед выпорол Николая-второго, Зотов начал жить сознательной жизнью и даже мыслить общественно.

Род Зотовых имел происхождение канцелярское. Писарь на фабрике, составляя список нанятых на работу, услышал в конце перечня: "Серегин, Изотов", ошибкой записал: "Серегин и Зотов". И тем сделал деда Афанасия первым в роду.

Дед спорить не стал, время было голодное, а дед был неблагонадежный, поскольку не только переплетал старые книги, но и читал их, что ввело его в гордыню, которая и привела к мысли, что род его не хуже царского.