Мой друг Гитлер   ::   Мисима Юкио

Знаешь, так захотелось послать к черту все эти государственные дела и просто поговорить со старым, добрым другом о минувших днях.

РЕМ. О двадцатых, да? Десять лет прошло... Легендарная эпоха, эпоха борьбы.

ГИТЛЕР. Когда я в первый раз встретился с тобой - в Мюнхене, помнишь? - я почувствовал сразу: это - товарищ. Господин капитан Эрнст Рем из штаба Мюнхенского военного округа... Помню, я вытянулся по стойке "смирно" и отсалютовал. (Отдает честь.)

РЕМ (весело улыбаясь). "Ефрейтор Гитлер, я объясню вам, как важна поддержка военных для создания партии, как необходима армейская дисциплина для партийной организации, как полезно знание стратегии для партийной политики. Отныне моя жизнь и моя судьба принадлежат вам"... Этак поклялся я тогда самому себе. И клятву исполнил. Я привлек на твою сторону военных, на деньги из секретного армейского фонда купил для тебя газету. Я собирал добровольцев и резервистов, учил тебя азбуке военных наук, я шел с тобой плечом к плечу через все бури той эпохи обмана и предательства.

ГИТЛЕР. Ты, Эрнст, всегда был храбрецом.

РЕМ. Иногда, правда, нас заносило.

ГИТЛЕР. И сейчас заносит.

РЕМ (делая вид, что не расслышал). А как здорово мои штурмовики всыпали красным на митинге в "Хофбройхаузе" в ноябре двадцать первого! Расписали мы их бледные хари под цвет их знамени.

ГИТЛЕР. А помнишь историю с сапогом? Крысу Адорста помнишь?

РЕМ. С сапогом? Еще бы! Еле ноги унесли после очередной передряги. Смотрю на себя - вроде цел. Сам-то цел, а сапог смертельно ранен на поле брани!

ГИТЛЕР. Ну да - носок прострелен, и подметка разевает пасть.

РЕМ. Я хотел к сапожнику бежать, а ты говоришь: "Нет, постой".

ГИТЛЕР. Я сразу понял: героический сапог командира штурмовиков - это же памятник славной борьбы, он еще пригодится поднимать дух бойцов. Ты себе купил новые сапоги, а я твой старый, простреленный, отполировал как следует и поставил в наш штаб, на полку.

РЕМ. А потом какая-то сволочь сунула в сапог кусок сыра.

ГИТЛЕР. Жалко не нашли кто. Какой-нибудь еврей.

РЕМ. Ага, сунул в сапог сыр! Как-то раз, ночью, захожу я в штаб, вдруг слышу - кругом тишина, а откуда-то: хруп-хруп, хруп-хруп. Смотрю - из дыры в сапоге крысиная морда высовывается.

ГИТЛЕР. Ты рассвирепел, хотел ее немедленно прикончить.

РЕМ. А ты опять: "Нет, постой".

ГИТЛЕР. Кто подложил сыр - вопрос особый. Но мужественная крыса, с риском для жизни пробравшаяся в твой исторический сапог, показалась мне хорошим предзнаменованием, предвестницей удачи.

РЕМ. И с тех пор ты велел каждый вечер подкладывать в сапог по кусочку сыра.

ГИТЛЕР. Крыса мало-помалу привыкла. Помнишь, сидим мы с тобой вдвоем, беседуем ночь напролет, а она вылезает, бесстрашно подбирается поближе и сидит, смотрит. Я решил, что пора дать ей имя.

РЕМ. Я как-то прихожу, а у нее на шее зеленая ленточка. На ленточке написано: "Эрнст". Разозлился - страшное дело. (Оба хохочут.) Но виду не подал. А на следующий день приходишь ты в штаб...

ГИТЛЕР. Пришла моя очередь беситься. У крысы на шее красная ленточка и написано: "Адольф". (Хохочут.) Скандал, драка! Десять лет... да, каких-то десять лет назад мы были еще достаточно молоды, чтобы устраивать казарменные розыгрыши и драться... Ну, мне с тобой было, конечно, не справиться. И я предложил компромисс. С тех пор крыса носила белую ленточку, на которой красовалась надпись: "Адорст". Из Адольфа и Эрнста получилась крыса по имени Адорст.

РЕМ. Да-а, крыса Адорст... До такого и братья Гримм не додумались.

ГИТЛЕР. Занятная была крысенция.

РЕМ. А куда она потом-то делась?

ГИТЛЕР. Исчезла куда-то.

РЕМ. Наверно, сдохла.

ГИТЛЕР. Скорее всего. (Поет.)

Вместе погибнуть...

Рем (подхватывает).

...вместе сражаться

Взявшим винтовки на этом пути.

В битве кровавой пусть загорятся

Алые маки на нашей груди.