Мой друг Гитлер   ::   Мисима Юкио

..

Мы часто пели тогда эту песню. Сильная была песня. Музыка и слова Адольфа Гитлера. Почему ты теперь не позволяешь партийцам ее петь?

ГИТЛЕР. Не валяй дурака. Студентом, в Вене, я и оперу пробовал писать, мало ли что.

РЕМ. "Кузнец Виланд". Так она называлась, да? А куда ты дел партитуру?

ГИТЛЕР. Весной я часто ходил гулять в Венский лес один. Как-то раз дошел даже до перевала Зоммеринг. И бросил нотные листы с кручи - их развеял ветер. Альпийские долины были еще покрыты снегом, и моя музыка медленно кружилась, падая вниз. Листки, упавшие на снег, терялись на белом. Зато те, что попали на первые весенние проталины, казались сверху эдельвейсами... Эх, Эрнст, по-настоящему мне следовало бы посвятить свою жизнь искусству.

РЕМ. Превосходно! Адольф - человек искусства, Эрнст - человек военный. Возьмемся за руки - и вперед.

ГИТЛЕР. Ты полагаешь, такое возможно и сейчас?

РЕМ. Конечно, возможно.

ГИТЛЕР. Ну-ну... Да, жаль, что я оставил искусство. Подобно великому Вагнеру, я крепко держал бы кастрюлю этого мира за ручки, имя которым Смерть и Тщета. Я бы вываливал страсти представителей людского рода на сковороду и, как опытный повар, поджаривал бы их на вечном пламени великана Сурта. Это занятие куда более приятное, да и славу бы я приобрел куда более лестного свойства. А то стал канцлером и слышу, как по углам шепчутся: "Происхождения самого низкого, и образования, образования - практически никакого!.." Я хочу, чтобы ты, Эрнст, вспомнил, чему ты учил меня, что вдалбливал в мою голову, когда был капитаном?

РЕМ. Что?

ГИТЛЕР. Ты же сам только что сказал: "Как важна поддержка военных для создания партии". Вот чему ты меня научил.

РЕМ. Ну и что?

ГИТЛЕР. Вот и воскреси в памяти свой собственный урок.

РЕМ. Теперь дела обстоят иначе.

ГИТЛЕР. Нет, законы политики всегда неизменны.

РЕМ. Ладно, давай начистоту. Конечно, ты прав: поддержка военных необходима, была необходима тогда, необходима она и сейчас. Но в те годы ты стремился обрести ее в интересах партии, а теперь она тебе нужна для самого себя. Ты хочешь стать рейхспрезидентом. Гинденбург на ладан дышит, ему и до осени не дотянуть.

ГИТЛЕР. Не говори так, Эрнст. Это слова политического врага. Товарищи говорят между собой другим языком.

РЕМ. Хорошо, давай другим. Пускай ты станешь преемником фельдмаршала Гинденбурга. Я - за. Я помогу тебе в этом всем, чем смогу. За тобой стоит новая армия - три миллиона штурмовиков.

ГИТЛЕР. Вот я и...

РЕМ. Не перебивай. Но я не хочу, чтобы ты стал преемником коррупции и реакции. Я не хочу, чтобы ты стал рейхспрезидентом, торгуя идеей, чтобы ты предал нашу Новую Германию, созданную нами с таким трудом! Не хочу, чтобы ты опирался на всю эту свору - на капиталистов, юнкеров, дряхлых консерваторов и дряхлых генералов, на бездарных снобов-аристократов, задиравших передо мною носы в офицерском клубе, на прусских вояк белоподкладочников, которым нет дела до революции и народа, на жирных лавочников, которые с утра уже рыгают пивом и жареной картошкой, на чиновников с наманикюренными ноготками! Таким путем идти ты не должен. Я сдохну, но не допущу этого!

ГИТЛЕР. Эрнст!

РЕМ. Нет, ты слушай! Я хочу, хочу, чтобы ты был рейхспрезидентом. От всего сердца хочу. Но сначала давай вместе сметем весь мусор с этой прогнившей земли. Что такое эта твоя военщина? Они грозны только на словах - пустые чучела, одетые в мундиры и сверкающие позументами. В Германии есть только одна армия - революционная. Это мои отряды СА, три миллиона бойцов... Ты только послушай, Адольф! Когда закончится великая чистка, мы застелим белоснежным ковром всю главную площадь Берлина и на ней провозгласим тебя рейхспрезидентом. Не забывай - революция еще не окончена.